Потерянный взвод
Шрифт:
Прохоров рванулся, высвободил руку, оттолкнул Куценю и тут же получил сильный удар ногой в ягодицу, упал плашмя, еле успев выставить вперед руки. Его стали молча, осатанело топтать, Прохоров пытался подняться, его сбивали вновь, руку скрутило от боли, и он лишь закрывал руками от ударов голову.
– Ладно, хватит с него, – задыхаясь, пробормотал высокий.
– Из-за него хлопцы загинули! Трус поганый, салабон!..
Куценя еще раз пнул его ногой.
– Пошли, кто-то идет сюда.
Они поспешно
– Степа, шо с тобой? Ты весь у крови!
– Да так… последний бой, – выдавил он и горько добавил: – Он трудный самый!
– Зараз, я воды…
Ковбаса прибежал с полным котелком, Степан вымыл лицо, с сожалением глянул на испачканную новую куртку, которую ему выдали в госпитале. Он сбросил ее и повалился на кровать. «Когда же все это кончится?» Ему вдруг захотелось заплакать долгими очищающими слезами. Но знал, что не получится: слишком уж истерзана, иссушена и обожжена была его душа. «Подлечили, – горько усмехнулся он, ощупывая синяки, – хорошо, ребра целы…»
Вдруг отлетел в сторону полог палатки, ввалились люди. «Опять по мою душу», – с тоской подумал он.
– Степа, что случилось? – над ним склонились Кирьязов и Мамедов. Еще трое стояли за их спинами.
– Да вот, назвали трусом и дезертиром, а потом потоптали немножко…
– У него вся куртка у крови, – где-то позади раздался голос Ковбасы.
– Степа, кто тебя? – осипшим голосом допытывался Кирьязов.
– Да оставьте вы меня в покое…
– Ну, нет! – взорвался Мамедов. – Нашу роту бьют!
– Сэчас вэсь полк пэрэвернем!..
Все одновременно загалдели. Палатка проснулась, койки враз заскрипели, кто-то уже прыгал со второго яруса.
– Что – тревога?
– Всэм – лэжать! – рявкнул Мамедов. – А-а-тбой!
В суете и темноте Прохоров еле углядел мешковатый силуэт Ковбасы. Тот что-то тихо говорил Кирьязову. Кирьязов издал невнятное восклицание, что-то еще спросил, потом наклонился к Прохорову:
– А это случаем не дружки-писарчуки были?
Прохоров помолчал, сказал нехотя:
– Ну, они… Только не делайте глупостей. И так мне хватает всякого.
– Это наш призыв, – мрачно произнес в воцарившейся тишине Мамедов.
– Салабоны, – процедил Кирьязов, – автомат не научились держать. – А по медальке получили. Говнюки…
Степан, кряхтя, приподнялся, сел.
– Не надо, ребята, я и сам за себя постою. Лучше вот руку перевяжите, а то ранка открылась.
Сказал – и понял, что сглупил.
– Это они тебе? Ладно, Степа, лежи, отдыхай. Мы как-нибудь сами разберемся.
Они шумной гурьбой высыпали наружу, остался лишь Ковбаса.
– Давай, Степа, перевяжу.
– А ты ушлый парень, врубаешься с ходу…
Ковбаса засопел от удовольствия.
Под утро Прохоров заснул, а когда проснулся, обнаружил, что куртка его постирана и уже высушена. Появились Кирьязов и Мамедов, сели напротив.
– Ну, что? – спросил хмуро Степан.
– Дэмбельский суд сдэлали, – ответил Мамедов.
– И что присудили – морду в кровь и ни одного зуба?
– Ну-у, обижаешь, начальник, – хмыкнул весело Мамедов. – Личики чистые.
– Дали по двадцать пять ударов пряжкой по заднице, – пояснил Кирьязов. – И теперь жопа у каждого, как американский флаг…
Прохоров не успел ответить, пришел посыльный, сообщил, что вызывает следователь.
…Старший лейтенант молча кивнул, указал на стул.
Комбат тоже был вызван, сидел у окна, холил пилочкой ногти.
– Что у вас с лицом? – спросил следователь.
– Комар в губу укусил.
– Синяк тоже он поставил?
– Нет, в темноте об кровать ударился.
Следователь хмыкнул, покосился на комбата, но тот по-прежнему сидел с отрешенным видом и шлифовал ногти. За таким странным занятием Прохоров видел его впервые.
– Нужно уточнить некоторые детали, товарищ Прохоров, – сказал старший лейтенант таким тоном, будто они расстались час назад. – Когда стало ясно, что ваш взвод вырвался далеко вперед?
– После первой радиосвязи, когда уточняли координаты.
– Во сколько это примерно было?
– В три часа дня. Боев тогда объявил привал, а потом мы снова пошли.
– И что он вам говорил после радиосвязи? – стал уточнять следователь.
– Он ругался, потому что рота отстала. Но, видимо, он получил приказ двигаться вперед.
– Видимо или точно? Догадок не надо.
– После второй радиосвязи, – с нажимом в голосе заговорил Прохоров, – я уже точно слышал, как командир роты говорил по радио, что не хочет идти без прикрытия и рисковать. А командир батальона сказал «замок», мол, выполняйте задачу, не дожидайтесь.
– И когда это было?
– Ну, где-то часа через два. Еще командир роты сказал, что они все застряли у пропасти.
– А вы что скажете по этому поводу, товарищ майор? – Следователь повернулся к комбату.
– Мы шли в хорошем темпе, в семнадцать часов преодолели пропасть. – Густым голосом, будто на трибуне, заговорил комбат. – После этого состоялся сеанс радиосвязи. Я приказал капитану Боеву не вырываться вперед, продвигаться в тесном взаимодействии с нами. Но он не послушался, поддался азарту. Мы шли по горам, мы не могли с ними сравняться. Вскоре стемнело. Связь с Боевым пропала. Я выслал вперед разведчиков, но они вернулись ни с чем. С рассветом мы двинулись дальше.
– Неужели вы не слышали выстрелов? – не выдержал Прохоров.