Потерять и найти
Шрифт:
Она пока
БАМ
Мы просто
Не больше
БАМ
Хорошо?
Карл отворил заднюю дверь и накрыл ноги Милли полотенцем.
– Мы в Мельбурне? – спросила Милли.
– Нет, Милли, – ответил Карл.
Он обнял ее, и ей показалось,
– Он мне приснился?
И Карл спросил:
– Кто?
И Милли сказала:
– Я его выдумала? – Она знала, что выдумала.
Но Карл ответил:
– Нет, Милли. – А потом… – Мы скоро вернемся, Просто Милли.
И он закрыл дверь, и стало совсем темно, и Милли спросила:
– Я умерла?
Но ответа не было, потому что они уже ушли (ведь все всегда уходят), и ее вопрос повис в темноте, точно скелет в доме ужасов. И она сидела и смотрела, как они исчезают, а потом прижала Мэнни к себе и зажмурилась.
Агата И Карл
Точное Агатское время (ну, или вроде того): восходит солнце. Тот миг, когда уже не ночь, но еще и не день. Этим утром Агата его не пропустила.
Они слышали, как океан обрушивается на утесы. Они стояли за кустами всего в нескольких сотнях метров от машины, лицом к лицу.
Карл прикоснулся ладонью к щеке Агаты. Какое непротивное чувство!
– У тебя нежная щека! – вдруг закричал Карл.
Агата улыбнулась.
– Твоя рука тоже ничего! – крикнула она в ответ.
– Сейчас я коснусь другой своей рукой другой твоей щеки! – продолжал кричать Карл.
– Давай!
Карл шагнул вперед и дотронулся до лица Агаты обеими руками. Он, конечно, толком ее не видел (слишком темно вокруг и зрение ни к черту), зато чувствовал исходивший от нее жар и наслаждался прикосновением кожи.
– Ты чудесно пахнешь! – крикнул Карл.
– По-моему, тебе пора снять рубашку! – крикнула Агата.
Он отступил на шаг и принялся расстегивать пуговицы.
– Тебе пора снять жакет! – крикнул Карл, когда рубашка полетела в сторону.
Агата расстегнула пуговицы на жакете и бросила его к рубашке Карла.
– Худые руки! – крикнула Агата.
– Да! – оглядев их, ответил Карл. Он снова поднял взгляд. – Гладкая шея!
– Майка!
Он стянул майку и кинул к остальной одежде. Волосы у него на макушке встали торчком.
– Блузка!
– У тебя ребра видны! – крикнула Агата, расстегивая блузку. – Туфли!
– У тебя лямка от лифчика видна! – крикнул Карл и наклонился развязать шнурки. – Туфли!
– Вполне безобидная грудь! Носки!
– Хочу помассировать тебе ноги! Колготки!
– Хочу положить голову тебе на грудь! Штаны!
– Сильные икры! Юбка!
И вот они оба стоят в нижнем белье и пораженно смотрят один на другого. Свет вокруг теплеет, и они уже перестают быть друг для друга просто размытыми силуэтами.
Карл стоял перед Агатой в одних семейных трусах:
Агата подошла к Карлу и встала так близко, что волоски у него на груди зашевелились от ее дыхания. Агата замерла, разрешая Карлу себя оглядеть.
Она вся округлая, и выпуклая, и такая мясистая, что ему захотелось прижаться к ней лицом. Лифчик на ней будто бы говорил: «Это вам не шутки!» Таким впору цеплять увязший в трясине грузовик!
Из-под лифчика выглядывали складки жира, а чуть ниже выступал округлый живот.
Агата с еле заметным усилием опустилась на землю и выставила перед собой ноги. Карл с таким же усилием последовал ее примеру. А потом они оба подались вперед и замерли в каких-то сантиметрах друг от друга. Теперь каждый из них видел новые морщинки на лице другого. Агата обнаружила, что волос в ушах у Карла гораздо больше, чем кажется на первый взгляд, а Карл заметил волосинку у нее на подбородке. Они закрыли глаза и поцеловались. И потом они занялись ЭТИМ, потому что даже старики называют это ЭТИМ.
Всё было не так красиво, как в книжках: по крайней мере, увидеть это вблизи вряд ли кому-то бы захотелось. Они очень долго пытались друг друга понять, но все равно что-то у них выходило не так. В нос обоим быстро забилась красная пыль, и пришлось даже прерваться, чтобы привести себя в порядок. Лифчик Агата так и не сняла (хватит новых впечатлений для одного дня, пора и честь знать!); а выяснять, какие части тела у них еще работают, а какие – нет, пришлось на ходу.
– Так нормально? – спрашивал Карл.
– Так нормально? – спрашивала Агата.
И все слишком медленно, и все слишком быстро, и все получалось совсем не так. И не сказать, что хорошо, но тепло и даже волнительно. И Карл сколько ему вздумается кряхтел, как все самые издыхающие старики на свете, и Агата впервые за долгое-долгое время молчала.
– Как же хорошо, что у нас есть руки, правда? – пробормотал Карл. Потому что ему нравилось хватать ее за живот.
И Агата кивнула, потому что ей нравилось, когда ее хватали. И Карл вдруг приподнялся, потому что клавиши от печатных машинок, оставленные Еви, внезапно сами выстроились в ряд. И он сказал:
– «Ну же, не бойся!»
– Я не боюсь! – отозвалась Агата.
И Карл сказал:
– Нет, я… Это то, что… – Карл чуть не произнес имя жены (вот была бы ошибка!), но вовремя опомнился, лег обратно и добавил:
– Забудь. – И, казалось, Агата забыла.
И восходило солнце, и вокруг все теплело и желтело. И они знали, что на самом деле должны сидеть в креслах и играть в лото, попивать чай и писать письма внукам, а уж точно не безобразничать в пустыне… но все-таки делали именно это и чувствовали себя кинозвездами. Ведь, разумеется, только кинозвезды занимаются любовью на вершине утеса, в свете восходящего солнца.