Потерявшая сердце
Шрифт:
— Это вы принимали роды у Елены Мещерской? — строго спросил старика Дмитрий, предварительно по всей форме назвав себя.
— Какие роды, бог с вами! — отмахнулся Пастухов. — Ей еще целый месяц носить…
Савельев окаменел от удивления. Ему показалось, что доктор выжил из ума.
— Не смотрите на меня так, — таинственно улыбнулся Пантелеймон Сидорович, — вы ведь ничего не знаете. Пойдемте ко мне домой, я тут близко живу. Там обо всем и потолкуем.
Пастухов предложил гостю чай, от которого тот, донельзя взволнованный, отказался, и принялся рассказывать о побеге Елены из тюрьмы. В заключение доктор присовокупил:
— Я знаю, что вы отец ребенка, потому так откровенен. Впрочем, Елена меня об
— Она не говорила, у кого будет искать убежища? — спросил, воспряв духом, Савельев.
— То-то и оно, что нет! — сокрушался Пастухов. — И я, старый дурень, не сообразил спросить. Впрочем, догадка есть! Она могла пойти к местной знахарке Федоре. К ней обращаются здешние, гм-м… барышни по разным деликатным вопросам…
Про Федору старший полицмейстер был уже наслышан и взял ее на заметку. Вернувшись в управу, он послал за старухой квартального, а Иллариону приказал съездить на Седьмую линию к той табачнице, у которой некогда жила Елена, и доставить торговку к нему.
Частный пристав Калошин исполнил приказ начальника управы частично, так, чтобы не пострадать самому. От хозяина табачной лавки он узнал новый адрес Зинаиды, однако старшему полициейстеру доложил, что табачница продала как лавку, так и дом, после чего исчезла неведомо куда.
Дмитрий предпринимал и другие попытки разыскать жену, но все они ни к чему не привели. Елена исчезла из его жизни на долгие годы.
В тот день, когда она убежала из дома Зинаиды, Елена долго блуждала по улочкам Гавани. Наконец, ближе к вечеру, женщина забрела в порт. От усталости и голода она едва перебирала ногами, ее мучило прибывшее молоко, в висках стучало, голова кружилась. Увидев пустую скамью у пристани, графиня поторопилась присесть.
Ее мысли путались, дух был подавлен. Боль от потери ребенка стала глухой, будто притуплённой. Чтобы не думать о своем горе, Елена пыталась чем-то отвлечься. Она задалась мыслью, какой сегодня день, и высчитала, что наступило шестое октября. Вечер был на удивление теплый и безветренный. Над молочно-белым заливом медленно опускалось солнце. Огненный шар почти касался мачт огромного корабля, стоявшего у причала, походившего, как две капли воды, на тот, что прибыл сюда полгода назад, когда графиня искала Афанасия. Елена принялась вспоминать, что она делала в этот самый день в прошлом году. Тогда она жила в Коломне, у мещанина Котошихина, только начала вставать после тяжелой болезни. Шли бесконечные дожди. Французы готовились покинуть Москву… «Кажется, лет десять минуло с той поры!» Елена впервые вспомнила о Котошихине и подумала, что могла бы вернуться к старику в Коломну. «Он был со мной ласков, как родной отец, и принял бы меня… Даже с дочкой…» Но Коломна казалась теперь далекой и недоступной, не было ни сил, ни денег, чтобы добраться до нее. А главное, не было больше крохотной девочки с фарфоровым личиком, ради которой она снесла бы еще тысячу новых тягот и скитаний.
Елена сдернула с головы чепец и, уткнувшись в него, зарыдала. Как она одинока! Неподалеку от пристани находится трактир, возле которого бродят Тереза с Лушкой, поджидая клиентов. Еще чуть поодаль располагается Управа благочиния, где до самой поздней ночи будет светиться окно старшего полицмейстера. Но ей невыносимо думать, что нужно будет обращаться к кому-то из них… Рядом колышется холодная глубокая вода. Она покончила бы разом со всеми своими горестями, если бы не было так светло. Ее увидят и тут же спасут. Елена решила дождаться темноты.
Между тем к пристани подъехали две кареты. Из одной выскочили четверо английских морских офицеров. Бравые
— Чудесная погода, господа, — с улыбкой приветствовал он офицеров, — редкость для Петербурга этого времени года.
Те почтительно поедали его взглядами, не проронив ни звука. Виконт сделал несколько шагов, но вдруг остановился. Он отчетливо расслышал чьи-то всхлипы. Де Гранси повернулся в ту сторону, откуда они доносились, и замер. На скамье сидела Мадлен с коротко, беспорядочно остриженными волосами, какой он увидел ее в Зале мертвых, за несколько минут до казни. Виконт, запинаясь, подошел к скамье и осторожно присел рядом с девушкой, опершись на трость. Офицеры недоуменно переглянулись и хотели было последовать за ним, но де Гранси жестом приказал им оставаться на месте.
— Мадлен, — нежно обратился он к дочери, призрак которой с ужасающей отчетливостью видел перед собой, — девочка моя…
Он протянул руку, чтобы погладить ее волосы. Елена вздрогнула и подняла голову. Она сразу узнала в старике капитана английского фрегата. Его лицо запомнилось ей, как запоминается все необычное.
— Вы меня с кем-то путаете, — проговорила она, слабо улыбнувшись ему, — как и тогда, полгода назад, когда вы поклонились мне…
— Да, да, — подтвердил де Гранси, приходя в себя. Теперь он разглядел, что между этой девушкой и его дочерью имеются небольшие различия. Но ее взгляд и тембр голоса по-прежнему приводили его в замешательство.
— Почему вы плачете? — спросил он.
— У меня только что умерла дочь, — прошептала Елена.
— Бедное дитя! — воскликнул виконт и, забыв об условностях, обнял девушку. Она, так же не стесняясь, уронила голову ему на грудь и снова дала волю слезам.
Де Гранси провел ладонью по ее стриженым волосам и закрыл глаза. Он отчетливо увидел эшафот на Гревской площади, гильотину, ее лезвие, испачканное свежей кровью. То была кровь Генри, которому только что отсекли голову. Наступила очередь Мадлен. В ее глазах совсем не было страха, когда Сансон-младший поставил ее на колени, сомкнул у нее на шее окровавленный дощатый капкан и начал привязывать к нему руки Мадлен. Стоявший рядом с виконтом молодой человек в карманьоле и фригийском колпаке вдруг закричал: «А ну, укороти аристократку!» Его поддержали еще несколько голосов, посыпались ругательства. Сансон огрызался, продолжая скручивать веревки на тонких запястьях девушки. И никто среди сотни озверевших зевак не нашел для нее доброго или сострадательного слова, а ведь она была еще совсем дитя. Виконт тоже молчал. Когда лезвие гильотины с грохотом опустилось под одобрительные возгласы и аплодисменты, пальцы Мадлен некоторое время трепетали, словно касаясь невидимых клавиш. Несчастный отец почувствовал, что теряет сознание. Его подхватил под локоть тот самый молодой человек в карманьоле и, грубо похлопав по щекам, подозрительно спросил: «Эй, гражданин, ты случайно не из тонконогих?..»
— Дитя мое, на этот раз я спасу тебя! — шепнул он на ухо Елене.
Офицеры с изумлением увидели, как их капитан отбросил в сторону драгоценную индийскую трость, с которой никогда не расставался, словно то была грошовая палка. Он подхватил плачущую девушку на руки и понес ее к трапу корабля. Офицеры последовали за ним. Один из них подобрал трость. Другой предложил старому виконту помощь, но тот даже не посмотрел в его сторону. Де Гранси шел с гордо поднятой головой, словно ему удалось одержать победу, о которой он давно мечтал. Поднявшись на палубу, капитан остановился, чтобы бросить прощальный взгляд на залив и гавань.