Потом может не настать

Деткин Андрей

Я перехватил калаш, выстрелил в бело-черную тварь. Собака взвизгнула, споткнулась и уже не поднималась. Я вскочил на ноги. Что делать? Бежать в кусты и искать спасение на дереве? А есть ли оно там? Остановиться и принять бой? Патронов не хватит.

Я бросился обратно к колодцу. Собаки во весь опор мчались мне навстречу, лопатки над вытянутыми спинами ходили ходуном. Первых двух самых ретивых пришлось пристрелить. Я едва не сорвался на бормочущее стадо внизу, когда левая нога соскользнула со скобы. В последний момент успел вцепиться в чугунный оголовок. Анализатор вновь заголосил канарейкой.

Спустился

на полметра, когда над головой возникла злая рычащая пасть. Рыжая морда гавкнула, и коллекторное брюхо отозвалось эхом. Зомби зашевелились, забубнили, словно по столовке прошел слушок о добавке.

Уперев передние лапы в чугунное кольцо, брызжа на меня слюной, собака захлебывалась лаем. Резкий звук бил по ушам, дергал за нервы. К нему мешался треск анализатора. Я продолжал спускаться, пока не остановился посередине, между дном колодца и люком. Сердце ломилось в ребра, кровь шумела в ушах, легкие жадно втягивали воздух. Воздух с метаном, мать его так.

Снова ощутил головокружение, в глазах потемнело, а по телу начала разливаться необоримая слабость. «Час от часу не легче», я просунул руку под скобу, согнул крюком – не дай бог, пальцы разожмутся.

Сверху, разрывая воздух, надрывалось уже пять морд. Чтобы пролить на мою голову проклятия, собаки толкались, оттесняли друг друга. В какой-то момент одна неудачно развернулась, другая нечаянно толкнула… Я едва успел прижаться к стене. Псина пролетела мимо. Стоило ей оказаться на дне, как безмозглое, вечно голодное стадо набросилось на добычу. Собака истошно визжала, пыталась вырваться, кусалась, но скоро захлебнулась и разошлась по дырявым желудкам.

Мое положение становилось все отчаяннее, и я не видел выхода. Чтобы разогнать черные круги перед глазами, начал яростно промаргиваться. Анализатор нервически пищал уже прямо в голове. К горлу подкатывала тошнота. Слух отметил затихающее гавканье, словно от перрона отходил состав со зверинцем. Я поднял голову. Круг неба окаймляла мятая трава, и только. «Наверное, газ отогнал…» – подумал я отстраненно, с трудом ворочая мыслью. На ватных ногах с макаронными руками полез на свежий воздух. Вывалился из люка по пояс, осмотрелся.

Слепые псы расположились невдалеке. Некоторые, высунув языки, словно километрами гнали добычу, развалились на траве, другие рассеялись по округе, а остальные стояли метрах в двадцати от колодца и слушали эфир, навострив уши.

Осознавая, что находиться рядом с люком опасно, я пополз наискосок от стаи, не сводя взгляда со слепых сторожей. Повернувморды в мою сторону, словно могли видеть, они не поднимали тревогу. Наверное, ждали, пока отползу дальше от убежища.

Я удалился метров на пять и остановился. Дальше ползти побоялся, да и сил не было. Руки-ноги подрагивали в треморе, перед глазами плыли черные круги. Опасаясь, что вот-вот отключусь, сильно ущипнул себя за нос. От боли заслезились глаза, но и надвигающееся затмение отступило.

Вдруг одна псина тявкнула, бросилась ко мне. Я потянул с плеча автомат. «Ну так получайте», – процедил сквозь зубы. Приняв положение для стрельбы лежа, прицелился. Тварь двоилась в глазах. Я моргнул раз-другой, как будто стало резче, выстрелил. Слепой пес споткнулся, покатился кубарем, разливаясь жалобным визгом. «Вот такой вам коленкор, – подбодрил я себя, – трал вам в грызло, а не сталкера лихого», – поймал в прицел следующего пса, нажал на курок. Промах. Выпустил в вертлявую сявку пять пуль, прежде чем уложил на боковую. «А, черт лохматый», -выругался я, наблюдая, как поднимается вся стая и ломится в мою сторону. Уже не особо выбирая мишени, выпустил по мутантам веером остаток магазина, затем пополз к люку.

Слепые твари приближались быстрее, чем казалось сначала. Всему виной газ. Я не стал переворачиваться и засовывать вперед ноги, нырнул головой вниз, на лету хватаясь за перекладины. И все равно не успел. Острые зубы впились в голень. От боли я взвыл, просунул свободную ногу в люк, уперся в край оголовка и потянул другую из пасти. Подумал, что собака кувыркнется вслед за ней. Но в последний момент та все же разжала челюсти.

Оглушительный лай залепил уши. Из кармана выскользнул анализатор и со все утихающим пиканьем полетел вниз. «Так ему и надо», подумал я с пьяным ехидством.

С трудом удерживаясь на руках, я перевернулся. Зомби никуда не делись. Они плотно забили коллектор и копошились, словно опарыши на мертвечине. «Господи, – простонал я, – когда же все это закончится? Либо убей, либо спаси».

Моя голова все сильнее клонилась набок, в ушах звенело, гавкало, бормотало, шаркало, взвизгивало, молоточки все больнее стучали в виски. Веки притягивались друг к другу, словно намагниченные. Я боролся, но они все же сомкнулись, и не было сил их разлепить. Пропустил под скобу руку, другой замкнул кольцо. Держался из последних сил. Один раз соскользнула нога. Обжигающий страх вырвал меня из сонного дурмана, но через полминуты я снова клевал носом. Подумал, неплохо бы пристегнуться ремнем к ступени. И кажется, это сделал. Тогда как он меня вытащил?

Глава 3. Ангел-хранитель

Я очнулся, лежа на спине под кривым деревом, кажется, это была осина. Редкие жухлые листья шевелил ветерок. Откуда-то справа доносился далекий лай, сверху каркала ворона. Серые клокастые облака ползли по небосводу, словно вымоченные в ручье стоков обрывки газеты. Я повернул голову. Рядом сидел сталкер, он что-то убирал в аптечку, затем закрыл крышку и положил во внутренний карман.

Что не долговец, было понятно сразу – обычная армейка, зеленая куртка, поверх нее разгрузка, кепи и никаких шевронов. Хотел спросить, кто он, и не смог. Распухший язык мертвой рыбиной прилип к небу. Голова отяжелела, словно ее залили свинцом, и в ней не находилось места для мыслей.

Пользуясь моментом, пока сталкер занят, я рассматривал его. Немолодой, лет сорока пяти – сорока восьми, с проседью, с простым славянским лицом, с трехдневной проволочной щетиной. Две глубокие морщины через весь лоб, волевой подбородок, нос с горбинкой, гусиные лапки у глаз, спокойные брови, шрам под скулой. Сталкер как сталкер, ничего особенного, вот только глаза были с другой географией. Были не злыми, как у Рыжего, не зверскими, как у Кочана, не подленькими, как у Кощея, не бычьими, как у Ясика, не вороватыми, как у Соряна, не безразличными, как у Шушила, Клопа, Плиточника и у многих других. Они были человечьими, с пониманием и еще душевными, что ли. Такими, каких не то что здесь, за периметром редко встретишь.