Потомки джиннов
Шрифт:
Сколько раз я стояла перед скалой в Стране дэвов и ждала, когда мне откроют! Смыть с себя песок, почувствовать себя дома. Теперь того лагеря нет, а есть новый дом, за этой дверью. Там не волшебный оазис, и тех, кто не успел убежать из него, тоже нет. Что там? Не важно, главное, что дом.
Я шагнула через порог.
Здесь оказалось тише, чем в старом лагере, — это я заметила сразу и поняла почему. Небольшой садик с лужайкой и плодовыми деревьями окружали высокие стены, за которыми виднелось лишь небо, но всё же вокруг теснился город, где даже стены имеют уши.
Тем
— Амани! — Далила первая заметила меня и бросилась навстречу. Обняла, отрывая от Жиня. — Ты жива! Слава Всевышнему, тебя вытащили! Что у тебя с волосами? А что, мне нравится! Так ты выглядишь старше… Я тоже хотела помочь, но меня не пустили!
— Это мы уже обсуждали, — хмыкнула Шазад. — Кто-то из вас двоих должен всё время оставаться в лагере, чтобы прикрыть, если что. — Она кивнула на Халу, которая невесело усмехнулась:
— Ну конечно, рисковать всегда приходится мне.
— Я тоже рад увидеться, сестрёнка! — пошутил Жинь, когда Далила наконец оторвалась от меня.
Она тут же бросилась ему на шею. Я невольно представила, какой бурной была встреча, когда он вернулся из пустыни.
Навид между тем крепко обнимал Имин, которая так и осталась в залитом кровью платье слуги. Должно быть, нелегко ему пришлось в последние дни, когда жена работала во дворце и не могла даже послать весточку. Кстати, она оказалась права: борода Навиду совсем не шла.
На меня набросились, передавая из рук в руки, друзья и знакомые, и даже те, кого я едва знала. Хлопали по плечу, обнимали, поздравляли со спасением. Благодарили, что жертвовала собой, так долго оставаясь в гареме. Близнецы, обратившиеся в двух котов, непрерывно тёрлись об ноги, заставляя меня спотыкаться. Казалось, с каждым новым приветствием возвращалась частичка меня самой, а тётка-предательница, султан, гарем, несчастная судьба Ширы и всё, что случилось за последнее время, уходили в прошлое.
Наконец словно раздвинулся главный занавес, передо мной предстал Ахмед. Мы оказались лицом к лицу, и я была уверена, что в моих предательских синих глазах он легко читает все былые сомнения, каждую робкую мысль о том, что султан решительнее и больше подходит для управления страной. Прочитает и поймёт, как я была глупа, что хоть на миг поверила гладким речам убийцы и тирана.
— Ахмед…
— Амани… — Он крепко взял меня за плечо и притянул к себе, обнимая. Я благодарно прижалась к его груди. В мятежного принца было куда легче верить, видя перед собой во плоти. — Добро пожаловать домой!
Глава 40
Вести о минувшей праздничной ночи расходились, как круги по воде, и многие в намеренно искажённом виде. Султан объявил Мирадж свободным от чужеземцев — любая страна, посягнувшая на наши границы, будет гореть в огне.
Далее сообщалось, что султим Кадир геройски погиб, защищаясь от мятежного принца и младшего брата Рахима, который коварно напал на своих родных вместе с Билалом. Эмира поймать не удалось, а Рахим схвачен при трусливой попытке к бегству. Его пресветлое величество оплакивает старшего сына, а оба принца-изменника будут прокляты навеки за покушение на родную кровь.
О казни Рахима не говорилось ни слова, но я понимала, что после истории с Широй султан не захочет рисковать ещё одним публичным скандалом. Нового наследника мираджийского трона должны были определить новые султимские состязания. Я вспомнила слова султана: у нас любят правителей, только когда за власть дерутся насмерть. Убив сына собственными руками, теперь он хотел воспользоваться его смертью, чтобы вернуть уважение людей и заставить их забыть о мятеже.
В то же время нам выпала возможность снова напомнить мираджийцам, что прошлые состязания уже определили законного наследника — принца Ахмеда.
В свете последних событий в столице объявлялся комендантский час. По ночам город будут обходить абдалы, неподвластные ни уговорам, ни подкупу, и сжигать живьём каждого, кто появится на улице между закатом и рассветом. Глашатаи на площадях объясняли, что делается это для безопасности горожан: тьма, как известно, благоприятствует только тёмным замыслам. За этими словами крылась угроза, понятная каждому стороннику мятежа. Мы оказались связаны по рукам и ногам.
Странно слышать со стороны о событиях, в которых сама принимала непосредственное участие. Протомившись целую вечность в стенах дворца, теперь я могла лишь гадать вместе со всеми, что там происходит. Однако мы не могли позволить себе действовать вслепую, особенно сейчас. В конце концов решили вновь отправить во дворец золотоглазую Имин.
— Хорошо бы всё-таки без этого обойтись, — вздохнула я, устало потирая лицо.
Мы сидели и спорили в доме Шазад, где кабинет её отца стал для мятежников своего рода штабом. Хоть и вдали от шатра Ахмеда, здесь было удобно, тем более что менять внутри ничего и не пришлось. Все стены увешаны картами и схемами, на широком столе разложен план столицы с остальными бумагами, выкраденными мною во время ужина с султаном и добытыми через Рахима.
Меня вызволили, зато молодой принц, наш союзник, оказался в плену. Как узнать, что с ним происходит, как помочь? Поэтому, возражая, я почувствовала укол вины. С другой стороны, никто лучше меня не знал, какие опасности поджидают Имин во дворце.
— Стоит ли рисковать, что ещё один демджи попадёт султану в руки?
Навид был явно со мной согласен. Он устроился в огромном мягком кресле в углу, обнимая хрупкую фигурку жены — как раз такого размера, чтобы уместиться у него на коленях. Поджав под себя ноги и прильнув к мужу, Имин казалась неотъемлемой его частью, которая наконец-то вернулась на место. Веки её были устало опущены, поспать не удавалось уже давно.
Прошедшая ночь вымотала всех. Золотокожая откровенно посапывала в другом углу. Жинь сгорбился на уголке стола в рубашке, наброшенной на плечи, позволяя Шазад осматривать пострадавший бок.