Потомки Нэнуни
Шрифт:
Фазан уходит очень быстро и далеко, порою приходилось ждать десять, двадцать минут, полчаса, но… Тори неизменно являлся с петухом в зубах! Поблескивая умными желтыми глазами, повиливая обрубком хвостика, скромно отдавал дичь в руки охотника.
Однажды, ветреным ясным осенним днем, за стеной высокого шелестящего камыша мы близко подкрались к огромной стае гусей, жировавшей на берегу большого озера. Из поднявшейся стаи сбили девять гуменников. Трех на мелководье собрали сами, шесть выловил и вынес из озера Тори. И ни за одним его не надо было посылать. Он приносил их по очереди, отдавал в руки и тут же кидался в воду снова — было похоже, что успел всех пересчитать.
Последний подранок сумел отплыть метров на триста. Утомленный Торка погнался за ним. Сильный ветер поднял порядочную волну, мы беспокоились. Стоя на песчаном берегу, усыпанном пухом и белыми кляксами долго отдыхавшей стаи, с напряжением наблюдали, как далеко на синей воде коричневая голова собаки нагоняла темную птицу. И когда две точки почти сошлись, гусь вдруг нырнул!
Тори, в смятении закружился на мелкой волне. Гусь вынырнул, пес направился к нему, но тот мгновенно нырнул снова и… Тори за ним! Мы застыли в ужасе, боясь, что он вообще не вынырнет, но он появился, держа гуменника за хвост! Настиг гуся под водой… Выходя с ношей на берег, шатался и, только отдав ее в руки, упал на песок. Все сбежались к нему, хвалили, гладили, вытирали сухой травой и — в восторге — даже качали!
Тори быстро научился брать подранков коз, лис. При этом никогда не пытался разорвать шкуру, есть мясо. Возвратившись к стрелку, вертя хвостиком и красноречиво оглядываясь, приглашая следовать за собой, приводил к задавленному зверю. Когда добычу потрошили, скромно отходил в сторону, аккуратно, без жадности брал протянутый ему кусочек. Всегда приветливый и деликатный, Тори и ласкался особенно. Не прыгал, пачкая лапами и слюной, как это делают многие собаки, а тихонько приближался, клал голову на колени и, глядя прямо в лицо своими янтарными глазами, тихонько шевелил култышкой хвоста.
Оценив универсальные способности Тори, отец решил испробовать его на охоте за кабанами.
Выехали вчетвером. Мой отец, два брата Гусаковские и я. Мне еще не было семнадцати, я был самым младшим участником этой охоты. Коле — двадцать, Георгий Гусаковский старше своего брата года на четыре. Единственным настоящим охотником по зверю и отличным стрелком являлся только отец.
Остановились в горах, в маленькой одинокой фанзушке под соломенной крышей. Наш старый знакомый, хозяин фанзы Ю Мина, хромой, но подвижный и предприимчивый кореец, был профессиональный контрабандист. За тайные переходы границы с опиумом не раз платил штрафы, сидел в тюрьме. Сверкающий взгляд, черные усы и золотой зуб придавали ему действительно разбойничий вид. Однако Мина был гостеприимным хозяином и надежным товарищем. Отец прозвал его Макаром, и тот с удовольствием откликался на новое, русское имя. От его затерянной в горах Унгидона лачуги до ближайшей станции железной дороги было добрых двадцать пять километров.
Шел февраль. Это малодобычливое время зимнего сезона. Зверь становится сторожким, солнцепеки облезают, следить трудно. Кабан, подобрав весь желудь, покидает удобные для охоты старые дубравы, уходит в хвойную тайгу на хвощи. Там его взять нелегко.
Проходила вторая неделя охоты, а успехи невелики: три-четыре кабана, несколько коз. Тори принимал участие в новой для него охоте и проявил себя молодцом.
Собак кормили дважды: утром и вечером. Хозяйка варила чумизную похлебку с костями и осердьем зверей, и когда еда остывала, ее разливали каждому в отдельную чашку. Главным собаководом в нашей группе был Коля, который руководил их кормежкой. Он и позвал меня однажды утром на кухню, где кормили собак.
— Смотри, что придумал Торка: первый раз вижу, чтобы собака выкидывала такое. Ты понимаешь, он сознательно стал недоедать по утрам своей порции, но чашку оставляет не просто, а заталкивает ее в угол — на вечер. Вот смотри!
В самом деле, едва съев половину завтрака, пес старательно запихивал носом тяжелое гончарное изделие в дальний темный угол кухни. Потом вопросительно оглянулся; вам, мол, ясно, — я не просто наелся, а оставлю это себе на ужин?
Коля спешил его успокоить:
— Хорошо, хорошо, Тори, понятно, никто не тронет твою чашку…
Вечером, едва вернувшись, он шел в свой угол, не торопясь доедал утреннюю порцию, а потом спокойно дожидался, пока остудят и раздадут ужин. Никогда, ни до, ни после, мне не приходилось встречать подобной сознательности у собаки. Казалось, ему недоставало только языка…
Вечером седьмого февраля братья Гусаковские рассказали, что, возвращаясь в сумерках по лесовозной тропе, встретили след крупного тигра, пересекшего их путь. Это была сенсация! К тому времени тигры в Корее были редкостью, изредка заглядывая сюда из соседней Маньчжурии.
Отец опасался, не перепутали ли молодые охотники тигровый след с медвежьим. Это мог быть спугнутый кем-то из берлоги шатун.
Но вот, подпрыгивая на здоровой ноге, в фанзу ворвался разгоряченный ходьбой и сногсшибательной новостью Ю Мина. Он бросил на пол свою черную плюшевую шапку и прохрипел:
— Тигр напал! Задрал в Верхнем Унгидоне корову! Сожрать не успел, отогнали. Сегодня ночью мужики спать не ложатся, жгут костры. Всю скотину и собак попрятали по домам. Просили передать охотникам — пусть выручают: не убьют, так хоть прогонят черта!
Макар заметил наши приготовления, облегченно вздохнул:
— Ага, вы уже готовитесь, это дело. Что нужно, чем помочь?
Все необходимое для длительного преследования собрали с вечера. Отобрали самые надежные патроны: в двадцатые годы фабричных патронов у нас почти не было, пользовались самодельными, всячески комбинируя гильзы и пули, часто случались осечки. А с тигром подобный риск недопустим.
Вышли рано, задолго до восхода. Настроение приподнятое. Когда подошли к следу — рассвело, собаки уткнулись носами в крупные лунки. Да, то был крупный экземпляр тигра-самца. Сомнения отца рассеялись.
По мере изучения следов собаки медленно опускали хвосты, их энтузиазм падал на глазах. Самым невозмутимым выглядел Тори, возможно, потому, что это было его первое знакомство с такого вида кошкой, и он недооценивал всей серьезности встречи.
Высокие и крутые, покрытые смешанным лесом корейские горы громоздились над нами. По гребням выделялись голубовато-зеленые вершины старых сосен.
След сразу повел в гору. Отец впереди, мы — цепочкой за ним. Часа через полтора выбрались на длинный отрог станового хребта, поднимавшегося с востока на запад. И тут, на самом верху, спокойный и размеренный след хищника вдруг стал иным: тигр остановился, потом пошел осторожно мелкими шажками. Так он ступает, когда чует добычу. И точно! Он вышел на вчерашний, чуть припорошенный след очень крупного секача-кабана.