Потомок Геракла
Шрифт:
Глава II. Роковые страсти под покровом траура.
I
В личных покоях вдовствующей царицы было тихо и тепло. Эвридика не выносила холода и сырости. По этой причине опытные слуги, панически опасавшиеся вспышек буйного и плохо контролируемого гнева своей госпожи, всегда старательно и с особым усердием отапливали опочивальню Эвридики.
Кроме того, стены, полы и даже потолки комнат, в которых обитала новоиспеченная вдова Аминты, дополнительно утеплялись
Эвридика помимо холода и сырости также очень не любила темноту и даже полумрак. В угоду царице её опочивальня и покои более прочих помещений освещались при помощи бронзовых лам и светильников. Они заправлялись специальным маслом, содержащим благовония для нейтрализации неприятных запахов спёртых и плохо проветриваемых помещений, а также для устранения запаха копоти и гари.
Войдя в свою спальню – ярко освещенную и сильно натопленную, Эвридика едва не вскрикнула от испуга и удивления. На её постели, вальяжно развалившись в непристойной позе, лежал совершенно обнаженный Птолемей.
– Как ты меня напугал! – воскликнула царица, переводя дух. – И потом, не слишком ли ты смело и рано обосновался в моих личных покоях!?
Птолемей оскалил в улыбке свои крупные и белоснежные зубы:
– К чему теперь все прежние наши страхи, опасения и излишние меры предосторожности? Все во дворце, да и уже, наверное, каждому жителю Пеллы известно, что Аминта умер! Теперь ты – хозяйка Македонии! Ты и только ты, моя госпожа!
– Да, любимый, – радостно и со слезами на глазах просияла Эвридика, – мой муженёк – этот опротивевший мне и опостылевший старикашка наконец-то отправился в царство Аида, а оттуда ещё никто из смертных не возвращался!
Широко улыбающийся Птолемей приподнялся на ложе, не забывая поигрывать мускулами перед любовницей, и, хлопнув в ладоши, пробасил:
– Так давай же отметим радостную для нас обоих весть и крайне удачное стечение обстоятельств! Я припас для такого торжественного случая лучшее греческое вино, привезенное из Фессалии10!
– Тебе только приложиться к хмельному зелью! – строго упрекнула царица Алорита. – Хвала всесильным древним богам, что не пришлось нам, рискуя головами своими, насильственно лишить жизни Аминты. Ещё неизвестно, чем завершилась наша затея с отравлением! Прежде чем ты примешься за опустошение очередной амфоры с вином, я хочу полностью утолить свою жажду любви и нежности!
Эвридика безо всякого стеснения одним ловким движением сбросила с себя свой полупрозрачный хитон, скроенный по греческому образцу. И в цивилизованной Элладе, и в полуварварской Македонии сорокапятилетняя женщина считалась более чем зрелой и уже лишенной внешнего эротизма и соблазнительности.
Эвридика вопреки этим устоявшимся догмам прикладывала массу усилий для сохранения своей увядающей красоты и привлекательности. Она ежедневно принимала ванны в тёплых карстовых источниках с солёно-горьковатой водой, старалась придать телу равномерный умеренный солнечный загар, как могла берегла кожу от воздействия жары, холода и ветра.
Эвридика умащала постоянно тело своё
По примеру греческих модниц и женщин лёгкого поведения царица систематически удала все волоски со своего тела, используя горячий воск и мёд. Для придания упругости кожи она делала болезненные прижигания нагретой на огне скорлупой грецких орехов.
И всё же, несмотря на все ухищрения и достижения античной косметологии, Эвридика неизбежно старела, теряя прежнюю молодость, свежеть, сексуальную привлекательность и манящий эротизм. Всё чаще царице приходилось старательно закрашивать хной седые волосы, а морщины на лице, шее и области декольте уже не разглаживались.
Птолемей никогда не был в восторге от созерцания увядающей наготы своей монаршей любовницы. Однако, будучи опытным соблазнителем и тонком знатоком женской натуры, Алорит все умело и искусно притворялся, что переполнен возбуждением лишь от одного только вида обнаженной Эвридики.
Птолемей отлично понимал, что привязанная к нему глубокими чувствами вдовствующая царица – это единственный для него шанс быть как можно ближе к македонскому трону. Алорит довольно успешно и вполне натурально разыгрывал из себя влюбленного.
Однако для пробуждения и усиления сексуального влечения к требовательной на ложе любви царице Птолемею приходилось прибегать ко всевозможным ухищрениям. Всё чаще и в довольно больших количествах он тайком перед свиданиями употреблял различные снадобья для повышения своего либидо, не справлявшегося с буйным и разнузданным темпераментом Эвридики.
II
Вот и на этот раз Алорит на ложе, принадлежавшем вдовствующей царице, старался изо всех своих сил – физических и сексуальных. Птолемей отлично знал, что Эвридика, полностью удовлетворившая свою похоть и страсть к доминированию, граничившую с порицаемым извращением, становится покладистой и сговорчивой.
Пока разомлевшая и полностью расслабленная Эвридика не приобрела прежнюю свою властность, непреклонность и жёсткость, переходящую в жестокость, Алорит, отхлебнув внушительный глоток вина, перешёл к волнующей его теме.
– Какими будут наши дальнейшие отношения и какова теперь моя роль при дворе? – осторожно осведомился Птолемей, внимательно следя за непредсказуемой реакцией любовницы.
– Наши отношения останутся прежними, как и твоё нынешнее место во дворце, – с полным спокойствием отвечала Эвридика, не открывая глаз. – Но встречаться мы сможем гораздо чаще и дольше!
– Но я надеялся, что после смерти Аминты… – с нескрываемым разочарованием протянул Алорит, расплескав от досады вино мимо серебряной чаши.
– Надеялся на что!? – подскочила Эвридика. – Что мы поженимся!? Но в таком случае я утрачу все выгоды и привилегии вдовствующей царицы, да и тебе не подняться выше должности управляющего царского дворца…
– Это ещё почему? – вспыхнул Алорит, которому крепкое неразбавленное вино, поглощаемое обильными и частыми глотками, ударило в голову. – Правящий в Македонии царский род Аргеадов берёт своё начало от легендарного Геракла. Мой род – один из самых древних и уважаемых среди македонской знати также ведёт свою родословную от Геракла!