Потоп (Книга II, Трилогия - 2)
Шрифт:
Внезапно отворилась дверь из сеней. Вошел офицер, старый знакомый Кмицица по Биржам, и восемь человек солдат, четверо с мушкетами, четверо без ружей, при одних только саблях.
– Пан полковник, встань! – учтиво обратился к нему офицер.
Кмициц посмотрел на него блуждающими глазами.
– Гловбич! – произнес он, узнав офицера.
– Я получил приказ, – сказал Гловбич, – связать тебе руки и вывести из Янова. Это только на время, потом ты уедешь свободно. Поэтому, пан полковник, прошу не оказывать сопротивления.
– Вяжи! – ответил Кмициц.
И без сопротивления позволил связать себе руки. Ног ему вязать не стали. Офицер вышел с ним из покоя и повел его пешком через Янов. Выйдя из Янова, они шли еще около часу. По дороге к ним присоединилось несколько всадников. Пан Анджей слышал, что они говорят по-польски; всем полякам, служившим у Радзивилла, было известно имя Кмицица, им поэтому было особенно любопытно, что же с ним будет. Конвой миновал березовую рощу и вышел в пустое поле; здесь пан Анджей увидел отряд легкой польской хоругви Богуслава.
Солдаты были построены в квадрат; посредине квадрата на площадке только двое пехотинцев держали лошадей на шлеях да человек двадцать стояло с факелами.
При свете факелов пан Анджей увидел лежащий на земле кол со свежезаостренным концом, другой его конец был привязан к толстому бревну.
Дрожь невольно проняла пана Анджея.
«Это для меня! – подумал он. – Князь прикажет лошадьми посадить меня на кол. Из мести он жертвует Саковичем!»
Он ошибся, кол был предназначен для Сороки.
В дрожащих отблесках пламени он увидел и самого Сороку. Старый солдат сидел около бревна на стульце, без шапки, со связанными руками; его стерегли четверо солдат. Какой-то человек в безрукавке поил его в эту минуту водкой из плоской кружки; Сорока пил с жадностью. Выпив всю водку, он сплюнул, и в эту самую минуту Кмицица поставили между двумя всадниками в первой шеренге; солдат увидел его, сорвался со стульца и вытянулся, как на параде.
С минуту они глядели друг на друга. Лицо Сороки было спокойно и решительно; он только двигал челюстями, точно все что-то жевал.
– Сорока! – простонал наконец Кмициц.
– Слушаюсь! – ответил солдат.
И снова воцарилось молчание. Да и о чем было им говорить в такую минуту! Но вот палач, который поил Сороку водкой, подошел к нему.
– Ну, старина, – сказал он, – пора!
– А вы попрямей посадите!
– Не бойся!
Сорока не боялся; но когда он почувствовал на своем плече руку палача, он задышал тяжело и трудно и наконец сказал:
– Еще горелки!
– Нету!
Вдруг один из солдат выехал из шеренги и подал флягу.
– Есть. Дайте ему!
– Смирно! – скомандовал Гловбич.
Но человек в безрукавке все-таки прижал флягу к губам Сороки, и тот снова пил, а выпив, глубоко вздохнул.
– Вот она, солдатская доля! – сказал он. – Вот награда за тридцать лет службы! Ну, пора так пора!
К нему подошел второй палач, и его стали раздевать.
Наступила минута молчания.
Факелы дрожали в руках у людей. Всем стало страшно.
Но вот ропот пробежал по рядам солдат, окружавших площадку; он становился все громче. Солдат не палач. Он сам убивает, но не любит смотреть на страданья.
– Молчать! – крикнул Гловбич.
Ропот перешел в общий крик, в котором слышались отдельные возгласы: «Дьяволы! Черти! Собачья служба!»
Вдруг Кмициц крикнул так, точно его самого посадили на кол:
– Стой!!!
Палачи невольно остановились. Все глаза обратились на Кмицица.
– Солдаты! – крикнул пан Анджей. – Князь Богуслав предал короля и Речь Посполитую! Вы окружены, и завтра вас истребят всех до единого! Вы служите изменнику! Но кто бросит службу, бросит изменника, того ждет прощение короля, прощение гетмана! Выбирайте! Смерть и позор или завтра награда! Я жалованье вам заплачу и каждому дам по дукату, по два дуката! Выбирайте! Не вам, честным солдатам, служить изменнику! Да здравствует великий гетман литовский!
Крик перешел в гул. Ряды расстроились.
Десятка два голосов крикнули:
– Да здравствует король!
– Довольно с нас этой службы!
– Смерть изменнику!
– Стой! Стой! – кричали другие голоса.
– Завтра ждет вас позорный конец! – ревел Кмициц.
– Татары в Суховоле!
– Князь изменник!
– Против короля воюем!
– Бей его!
– К князю!
– Стой!
Во всеобщем смятении чья-то сабля перерезала веревки, связывавшие руки Кмицица. Тот тут же вскочил на одного из коней, которые должны были поднять Сороку на кол, и крикнул, уже сидя верхом:
– За мной к гетману!
– Иду! – крикнул Гловбич. – Да здравствует король!
– Да здравствует король! – ответило полсотни голосов и мгновенно сверкнуло полсотни сабель.
– Сороку на коня! – снова скомандовал Кмициц.
Солдаты, которые хотели оказать сопротивление, увидев обнаженные сабли, смолкли. Один все-таки повернул коня и исчез через минуту из глаз. Факелы погасли. Темнота окутала всех.
– За мной! – раздался голос Кмицица.
И люди беспорядочной толпой рванулись с места, затем вытянулись длинной вереницей.
Отъехав с полверсты, в березовой роще, лежавшей по левую сторону стана, наткнулись на сильное пешее охранение.
– Кто идет? – раздались голоса.
– Гловбич с разъездом!
– Что пропуск?
– Трубы!
– Проходи!
Они проехали не спеша, затем пустились рысью.
– Сорока! – сказал Кмициц.
– Слушаюсь! – раздался рядом голос вахмистра.
Кмициц больше ничего не сказал, он только протянул руку и положил ее на голову вахмистра, словно желая удостовериться, едет ли тот рядом.