Потоп. Огнем и мечом. Книга 2
Шрифт:
– Ну и пропасть же народу, ну и шум! – весело сказал Заглоба. – Совсем я в деревне покрылся плесенью! Тряхну тут стариной. Не я буду, коль сегодня же не приволокнусь за какой-нибудь красоткой!
Дальнейшие слова Заглобы прервали солдаты из стражи; выбежав из караульни, они выстроились в два ряда, отдавая воинские почести епископу; тот проехал мимо, благословляя на обе стороны солдат и собравшуюся шляхту.
– Тонкий политик князь, – заметил Заглоба, – ишь какие почести оказывает епископу, а ведь сам не признает церковных властей. Дай-то Бог, чтобы это был первый шаг к обращению в лоно истинной Церкви.
– Э, ничего из этого не получится. Уж как старалась
В отдалении показалась в это время целая свита вооруженных солдат.
– Это драгуны Ганхофа, я узнаю их, – сказал Володыёвский. – Да, но посредине кареты едут!
Тут раздалась барабанная дробь.
– О, это, видно, кто-то поважнее жмудского епископа! – воскликнул Заглоба.
– Погоди, пан, вон они уже едут.
– Посредине две кареты.
– Да. В первой пан Корф, воевода венденский.
– Ба! – крикнул Ян. – Да это знакомец из Збаража.
Воевода узнал рыцарей, прежде всего Володыёвского, с которым, видно, чаще встречался; проезжая мимо, он высунулся из кареты и крикнул:
– Приветствую вас, старые товарищи! Вот гостей везем!
В другой карете с гербами князя Януша, запряженной белым четвериком, сидели два осанистых господина, одетых по-иноземному, в широкополых шляпах, из-под которых на широкие кружевные воротники ниспадали светлые букли париков. Один, очень толстый, носил остроконечную белесоватую бородку и усы, кончики которых были расчесаны и закручены вверх; у другого, помоложе, во всем черном, осанка была менее рыцарская, зато чин, пожалуй, повыше, – на шее у него блестела золотая цепь с каким-то орденом. Оба они были, видно, иноземцы, так как с любопытством разглядывали замок, людей и одежды.
– А это что еще за дьяволы? – спросил Заглоба.
– Не знаю, отродясь не видел! – ответил Володыёвский.
Но вот карета проехала мимо и стала огибать двор, чтобы подъехать к главному зданию замка; драгуны остались у ворот.
Володыёвский узнал офицера, который командовал ими.
– Токажевич! – крикнул он. – Здорово!
– Здорово, пан полковник!
– Что за бездельников вы привезли?
– Это шведы.
– Шведы?
– Да, и, видно, важные птицы. Толстяк – это граф Левенгаупт, а тот, потоньше, Бенедикт Шитте, барон фон Дудергоф.
– Дудергоф?! – воскликнул Заглоба.
– А чего им тут надо? – спросил Володыёвский.
– Бог их знает! – ответил офицер. – Мы их от Бирж сопровождаем. Наверно, к нашему князю на переговоры приехали; мы в Биржах слыхали, что великий князь собирает войско и хочет учинить набег на Лифляндию.
– Что, шельмы, испугались! – закричал Заглоба. – То на Великую Польшу учиняете набег, короля изгоняете, а тут к Радзивиллу на поклон явились, чтобы не задал вам жару в Лифляндии. Погодите! Такого деру дадите к вашим Дудергофам, что чулки с ног свалятся! Мы сейчас крепко с вами поговорим! Да здравствует Радзивилл!
– Да здравствует Радзивилл! – подхватили шляхтичи, стоявшие у ворот.
– Defensor patriae! [35] Защита наша! На шведа, братья, на шведа!
Образовался круг. Шляхта со двора валила к воротам; увидев это, Заглоба вскочил на выступающий цоколь ворот и стал кричать:
– Слушайте, братья! Вот что скажу я тем, кто меня не знает: я старый герой Збаража, этой вот старой рукой я зарубил Бурляя, самого великого гетмана после Хмельницкого; кто не слыхал про Заглобу, тот в первую казацкую войну, верно, горох
35
Защитник родины! (лат.)
– Это великий рыцарь! – раздались многочисленные голоса. – Равного ему нет во всей Речи Посполитой! Слушайте!..
– Слушайте же! Пора бы моим старым костям на отдых; лучше бы мне на печке лежать, творог есть со сметаной, в саду гулять да яблоки сбирать, над жнецами стоять да девок по спинам похлопывать. Пожалуй, и враг для своего же добра оставил бы меня в покое, ибо и шведы и казаки знают, что тяжелая у меня рука, и дай-то Бог, чтобы имя мое было так же известно вам, братья, как известно оно hostibus [36] .
36
Врагам (лат.).
– А что это за петух так тонко поет? – спросил вдруг чей-то голос.
– Не мешай, чтоб тебя Бог убил! – закричали другие.
Но Заглоба расслышал.
– Вы уж простите этому петушку! – крикнул старик. – Он еще не знает, где хвост, где голова.
Раздался взрыв хохота, и выскочка, смутившись, стал выбираться из толпы, чтобы уйти от насмешек, которые посыпались на него.
– Вернемся к делу! – продолжал Заглоба. – Итак, repeto [37] , надо бы мне отдохнуть; но родина в беде, враг попирает нашу землю, и вот я здесь, чтобы вместе с вами дать отпор hostibus именем родины-матери, которая всех нас вскормила. Кто сегодня не встанет на ее защиту, кто не поднимется на ее спасение, тот не сын ей, а пасынок, тот недостоин ее любви. Я, старик, иду и, коли будет на то воля Господня и придется мне погибать, из последних сил буду кричать: «На шведа, братья, на шведа!» Дадим же клятву не выпустить сабли из рук, покуда не прогоним врага из родного края!
37
Повторяю (лат.).
– Мы и без клятвы готовы! – раздались многочисленные голоса. – Пойдем, куда поведет нас гетман, учиним набег на врага, где понадобится.
– Братья, видали, два немца приехали в раззолоченной карете! Они знают, что с Радзивиллом шутки плохи! Они будут ходить за ним по покоям, в локоток его целовать, чтобы он их не трогал. Но князь на совете, с которого я возвращаюсь, заверил меня от имени всей Литвы, что не будет никаких переговоров, никаких пергаментов, только война и война!
– Война! Война! – как эхо повторили слушатели.
– Но и полководец, – продолжал Заглоба, – действует смелее, когда он уверен в своих солдатах; так покажем же ему, что мы думаем. Нуте-ка! Пойдем к княжеским окнам да крикнем: «Эй, на шведа!» За мной!
С этими словами он спрыгнул с цоколя и двинулся вперед, а за ним повалила шляхта; подойдя к самым окнам дворца, она шумела все громче, так что шум этот слился в конце концов в один общий оглушительный крик:
– На шведа! На шведа!
Через минуту из сеней выбежал в крайнем замешательстве Корф, воевода венденский, за ним Ганхоф, полковник княжеских рейтар; они вдвоем стали успокаивать, унимать шляхту, просили ее разойтись.