Потоп
Шрифт:
– Ну, хорошо, – решительно сказал Петр Кузьмич, – я сейчас с бригадиром пойду к Захарову и сам у него спрошу все напрямик.
– Ну да, так он тебе и сказал, – Петро презрительно сплюнул себе на заскорузлый кирзовый сапог, – держи карман шире!
– Ты у Альки, у жены, спроси, – посоветовала Райка, – Никита вредный, не скажет.
– Там посмотрим. Стуков, за мной! – председатель решительно зашагал по аппетитно чавкающей грязи. За ним вприпрыжку, надвинув кепку на нос, засеменил бригадир.
В избе пахло опарой. Алевтина,
Войдя в дом, председатель как-то сразу растерялся. Замявшись, он остановился у порога и внимательно стал разглядывать, как, с облепленных грязью и глиной его сапог стекала темно-коричневая лужица и растекалась по чистому полу. Все дело было в том, что когда-то смолоду Петр Кузьмич пытался ухаживать за Алевтиной. Но она, жестоко посмеявшись над ним, отвергла его ухаживания. С тех самых пор он при виде ее робел и терялся.
Хозяйка тоже смотрела на грязную обувь гостей. В избе повисло неловкое тягостное молчание.
– И чего это вы в грязных сапогах вперлись? В сенях грязь хоть бы соскребли!
– Ладно, не шуми, Алевтина, – хмуро остановил хозяйку председатель.
– Чего надо-то?
– Да так, шли мимо вот со Стуковым, – Петр Кузьмич мотнул головой в сторону бригадира, – смотрим, Никита чего-то строит. Зашли вот узнать…
– А я при чем? У хозяина и спрашивай! – заупрямилась женщина.
– А чего нам его от дела отрывать? – председатель пытался говорить шутливо. – Ты нам скажи, да мы и пойдем.
– А вам-то зачем это надо? – насторожилась хозяйка.
– Да так просто. Может, помочь надо.
– Уж от вас помощи дождешься, – усмехнулась Алевтина. – Не знаю, чего вы там задумали, – продолжила она, – и говорить с вами не буду. Идите, вон у Никиты и спрашивайте! – сказала, как отрезала, и снова взялась ворочать белье в выварке.
– У, вредная баба! – сквозь зубы бросил Петр Кузьмич, тяжело шагая обратно по засасывающей грязи.
– Не стоило нам ходить, – семенил за председателем Стуков. – Чего теперь этим-то скажем? – он кивнул в сторону колхозников, стоявших под мокрыми деревьями.
– Скажем, что курятник новый строит. И все, больше ничего.
Они подошли к кучке односельчан. Люди молчали и смотрели в мрачном единодушии на председателя. Петр Кузьмич даже немного смутился.
– Курятник он строит, – чувствуя себя глупо, сказал председатель. Его фраза разбилась об общее недоверчивое молчание.
– Вот, – зачем-то добавил он, не зная, чтобы сказать еще.
Молчание стало еще более красноречивым. И Петр Кузьмич с ужасом вдруг понял, что в любом случае его миссия кончилась бы для него поражением. Что бы он теперь им ни сказал, вывод сделают один: «Никита строит ковчег». Никиту в деревне не любили, считали хитрым, скрытным и за глаза называли кулаком.
«Да ну вас всех!» – вдруг подумал председатель.
– Стуков, пошли, – резко сказал он и решительно зашагал в сторону сельсовета.
Люди остались мокнуть под дождем, лишь только Митька увязался за ними.
– А может, в район позвонить? – робко предложил по дороге Стуков.
– Да ну, что я им там скажу? – замахал руками председатель.
– А он дело говорит, – встрял в разговор досужий
Митька.
– Да кому там звонить, поразогнали всех уже, – отнекивался Петр Кузьмич.
– Да уж вам видней, кому…
Дойдя до конторы, председатель решился-таки позвонить в район.
Они скинули мокрые плащи. Митька со Стуковым уселись на стулья перед столом. Петр Кузьмич набирал номер по телефону. В кабинете наступила тишина, пока председатель ждал, когда на том конце провода снимут трубку. За окном привычно шумел дождь. В последнюю минуту Митька кинулся в соседнюю комнату, где стоял параллельный аппарат. Стуков замер, неотрывно смотря на начальника, как кролик на удава.
– Здравствуйте, Иннокентий Евграфович, – лицо Петра Кузьмича сделалось мягче, – это я, Петр Кузьмич. Узнали? Что звоню? – сквозь треск и шум было плохо слышно. – Да вот дожди зарядили, люди волнуются.
– А я тебе что – гидрометцентр? – недовольно послышалось с того конца.
– Ну, вы все-таки начальство, может, чего слышали? – подводил к скользкой теме Петр Кузьмич.
– Не знаю, сейчас погода по всему миру такая. Вон вчера передавали, на Малайзию обрушилось цунами. Дороги размыты, затоплены поселки и города. Ну-ка, ты мне лучше скажи, как у тебя с фермерами?
– Да какие там фермеры! Нет у меня их, народ не
хочет.
– Как это нет?! Должны быть. Нынче время такое.
– Да откуда я их возьму?
– А откуда ты раньше сто десять процентов зерновых урожая брал, которых у тебя не было? Вот то-то. Область требует фермерских хозяйств, вас разгонять будут. Совхозы больше не нужны. Так что разгоняй людей…
– Иннокентий Евграфович, – прервал Петр Кузьмич, решивший, наконец, идти в лобовую атаку. – А что, говорят, дожди идут очень часто, может, потоп будет?
– Что?! Да ты в своем уме? Или упились там совсем окончательно? – взорвался собеседник на том конце телефонной трубки. – Я ему про работу, а он… Совсем уже распустились без партийной дисциплины. Лично сам теперь приеду…
Петр Кузьмич решительно опустил трубку на аппарат, словно всадил нож в своего собеседника.
– Ну, втравили вы меня, – он устало опустился на стул.
– Чего сказал-то? – спросил Стуков с тревогой в голосе. – Будет потоп, нет?
– Не будет потопа, и Митька вон слышал, – Петр Кузьмич кивнул головой на Митьку, слышавшего весь разговор по параллельному телефону.