Потрошитель мозгов
Шрифт:
— Существуют кое-какие способы стимулировать активность человеческого мозга, но уже сложившийся интеллект нельзя улучшить даже при помощи химических препаратов, которые чаще всего отрицательно влияют на человеческую природу.
— Иными словами, он не переменит своего решения, — подытожила Ванда.
— Вы не сказали, что речь идет всего-навсего о пересмотре решения. Это как раз вполне реально.
— Каким образом?
— Боль.
— Как могло получиться, что ты всего лишь посыльный?
— Я только выгляжу как посыльный. Специально, чтобы
— Ты влюблен в меня, малыш?
— Конечно, нет.
— Послушай, если ты собираешься работать на меня, тебе придется запомнить одно важное правило: бывают случаи, когда откровенность лучше держать при себе.
— Прошу вас точно указывать мне подобные случаи.
— Сам подумай, малыш. А теперь скажи мне, какую боль ты имеешь в виду?
— Выкручивание суставов производит в человеческом организме боль, намного превышающую допустимый порог. Люди готовы пойти на все, лишь бы она прекратилась.
Ванда Рейдел представила себе, как Делу Стейси выкручивают руки. А потом отрывают ноги. И вот уже его тело корчится на полу, а она бросает его в кипяток, чтобы посмотреть, действительно ли ракообразные от этого краснеют.
— Разве я сказал что-нибудь смешное? Почему вы улыбаетесь? — спросил посыльный.
— Да нет, я просто задумалась. Послушай, а ты можешь сделать так, чтобы не убить человека, а только как следует его напугать?
— Да, уж страху нагнать я умею.
— Гм. А если тебя поймают, то, конечно же, поверят мне, а не какому-то там посыльному. По крайней мере, в суде. Вот послушай, что я собираюсь продать: режиссер-лауреат премии Киноакадемии плюс сценарист-лауреат той же премии и в придачу актер, который, я уверена, будет выше всяческих похвал. Нужно только немножко нажать на участников, а потом продать все Стейси.
— Что значит «нажать»?
— Дело в том, что режиссер не хочет со мной разговаривать, потому что мне не удалось заполучить Марлона Брандо. А сценарист вообще ни с кем не разговаривает. Но мне они нужны позарез. С Биффом Бэллоном я уже договорилась.
Предупредив юношу, что она не желает ничего знать о его методах, Ванда дала ему адрес сценариста и режиссера и велела снять этот дурацкий белый халат.
— Если что-то сорвется, мы незнакомы.
— О, я вижу, вы поднаторели в самогипнозе.
— Весьма, — ответил Ванда Рейдел по прозвищу Спрут. — Кстати, Хьюблейн твое настоящее имя?
— Нет.
— Как же тебя зовут?
— Гордонс. Мистер Гордонс.
— Никогда не слыхала, чтобы кто-то менял такое имя. А как тебя звали до того, как ты стал Гордонсом?
— С тех пор, как я появился на свет, я Гордонс.
Ванда протянула ему краткий проспект фильма, на который он должен был подписать сценариста и режиссера. С Биффом Бэллоном она уже договорилась.
Уолтер Матиас Бликден принимал солнечные ванны и читал «Проклятьем заклейменные», когда вдруг почувствовал, что кто-то дернул его за ногу, свисавшую в бассейн.
— Валери,
— Что ты сказал? — переспросила жена, просматривая очередной сценарий, от которого собиралась отказаться. Она сидела у него за спиной.
— Надо же, а я думал, что ты в бассейне и схватила меня за ногу.
— Нет, — сказала жена.
— Что ж, теперь мне ясно — ты не в бассейне.
Неожиданно он почувствовал, что не может пошевелить ногой. Тогда он изо всех сил дернул ею, но она не двинулась с места. Ее словно зажали в тиски.
— Помогите! — заорал Уолтер Матиас Бликден. Жена тут же отшвырнула сценарий и бросилась к бассейну. Нога оказалась зажатой между перекладинами лестницы. Освободив ее, Валери вернулась к своим сценариям.
— Но этой лестницы раньше здесь не было, — сказал Бликден. Ему было около шестидесяти; на покрывавших грудь седых волосах блестел лосьон для загара.
— Может, ты просто не заметил, — бросила Валери.
— Нет, я точно помню, — упорствовал Бликден.
— А может, ты начитался Фанона и в тебе говорит комплекс вины белого человека?
— Я уже прошел стадию, когда испытывают комплекс вины, и вступил в стадию активной деятельности. Чувство вины должны испытывать лишь те, кто находится вне борьбы. Моя следующая картина будет очень значительной. В социальном и нравственном плане. Я не желаю испытывать чувство вины — это буржуазный предрассудок.
— Лучше бы твоя новая картина имела кассовый успех.
— Я об этом и говорю. Произведения, значительные в нравственном плане, всегда имеют кассовый успех. Фильмы о неграх и бедных всегда приносят хороший доход.
— Кстати, я видела неплохую разработку индейской темы. На повозки колонистов нападают бандиты, и колонистов спасают индейцы племени сиу.
Но Уолтер Бликман не ответил — он сражался с шезлонгом. Каким-то образом его голова оказалась между каркасом и тканью шезлонга, ручки которого больно вцепились режиссеру в запястья. Валери изо всех сил тянула его, но освободить так и не смогла. Сжатое шезлонгом, лицо Бликмана посинело, и в момент наивысшего напряжения он мог бы поклясться, что услышал голос:
— Позвони Ванде Рейдел.
Было такое впечатление, будто голос идет из ножек кресла.
— Хорошо, — прохрипел он и почувствовал, что Валери легко вытащила его.
— Господи, как странно, — произнесла Валери. — Зачем ты пытался себя задушить?
— Меня душил шезлонг.
— Давай уйдем с солнца, дорогой, — предложила Валери.
— Это он меня схватил!
— Конечно, дорогой. Только с солнца все равно лучше уйти.
Расположившись в просторной гостиной с кожаной мебелью, прикрученной к полу, Уолтер Матиас Бликден налил себе виски и, все еще не в силах прийти в себя от происшествия с шезлонгом, выпил стакан до дна. Потом хлопнул в ладоши, вызывая слугу, но тот не появился. Уолтер Бликман больше всего на свете не мог терпеть двух вещей — угнетения национальных меньшинств и наглых слуг.