Потрошитель мозгов
Шрифт:
Свет завладел им целиком, он весь превратился в свет, а затем начал потихоньку выпускать его из себя. Очень-очень медленно. Сначала из пальцев рук, затем из пальцев ног, потом из всех органов его тела свет начал постепенно возвращаться во вселенную, покидая его плечи, голову, сердце. Быстрым движением Римо встал на ноги — дыхание его полностью восстановилось.
Чиун сидел у телевизора. Чтобы он не пропускал любимых сериалов, КЮРЕ снабдила его специальной записывающей видеосистемой, так что теперь он мог смотреть свои «мыльные оперы» по шесть часов кряду, хотя и жаловался потом на царившие
— Отвратительно, — произнес он, когда Варна Халтингтон обратилась с непристойным предложением к доктору Брюсу Эндрюсу, хотя и знала, что он женат на Алисе Фримантл, ее собственной племяннице, которую когда-то изнасиловал бывший глава Универсальной Реалистической Церкви Дамиен Плестер и которая теперь находилась в сомнениях относительно того, стоит ли ей делать аборт. Насколько помнил Римо, она обдумывала этот вопрос с прошлого марта, и сейчас у нее уже должен был бы родиться нормальный, доношенный четырнадцатимесячный младенец весом от сорока до пятидесяти фунтов.
— Какая испорченность нравов, какое вырождение! Отвратительно! — принялся возмущаться Чиун, когда началась реклама.
— Тогда почему бы тебе не перестать это смотреть?
— Потому что когда-то давно ты обещал убрать всю эту грязь из моих дневных сериалов, и я поверил тебе. Вот с тех пор я и жду, хотя и без особой надежды на успех, что ты исполнишь свое обещание.
— Постой, да я никогда... — но Римо тут же оборвал себя. У него было всего сорок четыре секунды, чтобы поговорить с Чиуном, и он предпочитал обсудить проблему распада организации, ловушку, в которой оказался Смит, и перспективы выхода из создавшегося положения. — А почему мы приехали в Бурвелл в Небраске? — спросил он.
— Мы должны напасть на эту машину.
— Но как же мы сделаем это, находясь в Бурвелле? Он что, здесь?
— Конечно, нет. Потому-то мы и приехали сюда.
— А не кажется ли тебе, что нам следовало бы отправиться туда, где находится он?
— А где он? — поинтересовался Чиун.
— Не знаю.
— Тогда как же мы можем отправиться туда?
На экране снова появилась Ванда Халтингтон, продолжавшая добиваться от доктора Эндрюса близости, а заодно и отчета о душевном состоянии его жены Алисы — Ванду интересовало, собирается ли она все-таки делать аборт.
Некоторое время они бурно обсуждали этот вопрос, а затем Ванда положила руки на плечи доктору Эндрюсу, что означало переход к половому акту и конец эпизода.
— Так как же мы все-таки отыщем его? — спросил Римо.
— Разве тебя не было со мной в больнице? Разве ты сам не слышал все собственными ушами?
— Конечно, я все слышал. Он обругал нас, а мы в ответ обругали его.
— Тебе даны все ориентиры, а ты так ничего и не видишь! — заметил Чиун. — Это он спешит, а не мы, поэтому он должен напасть на нас первым.
— Но он таким образом получает инициативу!
— Вовсе нет.
— Но почему?
— Потому что он не знает, где мы находимся.
— Ну и что?
— Значит, он должен нас найти.
— Не думаю, что ему это удастся.
— Именно
— А мы снова попадемся к нему в ловушку, — сказал Римо и принялся ждать, когда кончится новый эпизод.
На этот раз непристойное предложение исходило от Катрин и было обращено к доктору Дрейку Марлену, женатому, насколько ей было известно, на Нэнси Уитком, которую никто не изнасиловал, но которая тем не менее размышляла, стоит ли ей сделать аборт, поскольку состояла в интимной связи с собственным психоаналитиком. Дождавшись рекламы, Римо спросил:
— Так почему временной фактор важнее для него, а не для нас? Я хочу сказать, что металл и транзисторы долговечнее плоти.
— Если бы ты внимательно слушал, что я говорил в больнице, то понял бы, что я вложил ему в голову одну мысль, которую он легко воспринял, потому что она верна.
— Я не уловил тогда никакой мысли.
— Человек долговечнее любого творения собственных рук.
— Но ведь это не так. Взять хотя бы надгробия.
— Ну, и что надгробия? Где могилы скифов или кельтских племен? Все они давно стерты с лица земли, а персы продолжают существовать, и ирландцы процветают.
— А пирамиды?
— Они постепенно разрушаются, а египтяне живут. А вспомни Стену плача в Израиле! Это все, что осталось от величайшего храма. Но посмотри, как себя чувствуют новые жители этой страны! Нет, человек постоянно обновляется, а вещи умирают. И робот это понял. Он знал, что Дом Синанджу переходит от мастера к мастеру и останется по-прежнему полон жизни и сил, когда все шестеренки мистера Гордонса заржавеют. Поэтому именно он должен попытаться уничтожить нас, а не наоборот.
— Почему же он не тронул меня в больнице? Когда был переодет медсестрой и легко мог меня устранить?
— Должно быть, решил, что ты начеку. А это означает, что даже самые совершенные электронные системы способны на ошибку. А может, он не знал, что станет делать один из нас, если другой погибнет. Похоже, он хочет расправиться одновременно с нами обоими, потому и заминировал палату, где лежит Смит.
— Вот еще одна проблема — Смитти.
— В мире есть и другие императоры.
— Я почему-то предан именно этому.
— Дом Синанджу славится своей преданностью. Но преданность — это одно, а глупость — совсем другое. Императоров много, а мы одни. И мы должны хранить верность многим вещам. И прежде всего Синанджу, хотя ты этого еще как следует не осознал. Кстати, ты должен быть предан Синанджу больше, чем кто-либо другой, поскольку однажды ты станешь Мастером Синанджу.
— Мы должны что-то сделать для Смитти, — продолжал настаивать Римо.
— Если бы мы уехали в Персию, со Смитом не случилось бы этого несчастья. Самое большее, что можно сделать для императора, — это служить ему, пока он пребывает в здравии. И больше ничего.
— Я не согласен. И хотя он больше не сидит в своем кабинете, забавляясь с компьютером, он все еще наш босс. Как мой, так и твой.
— Твой — возможно. Но не мой. Если ты наемный работник, то я свободный человек, работающий по контракту. — Чиун поднял вверх руку. — Но Смита мы спасем.