Потусторонним вход воспрещён
Шрифт:
– Почему ты не предупредил, что не один?
Тот пожал плечами:
– Ты мне и слова вставить не давал. Все со своим Ключевским! Ребят, извините, вы не против расположиться пока в столовой?
Леня виновато улыбнулся и указал на арку в простенке.
– Можно не разуваться, – бросил Ярослав вслед.
На этот раз собака не обратила на нас внимания: выполнив обязанности сторожа, щенок свернулся клубком в солнечном пятне на паркете.
В светлом эркере соседней комнаты располагался обеденный стол и застеленные ковриками диванчики. Солнце дробилось в витражных окнах,
Из-за стены донеслись голоса:
– За что ты так с ней? – тихо спросил Лёня. – Ведь не она задание придумывала.
– За такие задания голову надо оторвать! – взревел Ярослав.
Мне показалось, что хрустальные подвески в люстре негромко зазвенели.
Лёня монотонно бубнил за стенкой. Голос Ярослава менялся от злой иронии до показательного недоумения, а иногда и совершенного бешенства. Марго, бродящая вдоль застекленных полок с фарфоровыми статуэтками, вздрогнула и повела плечом, будто сбрасывая что-то неприятное.
– Не надо только вешать лапшу, Лёнь. Я знаю, кто на самом деле спихнул нам проверку у Гавани.
Послышались невнятные оправдания. Ярослав зло усмехнулся:
– Они знают, что я здесь, и даже не приходят. Нет! Не надо мне про звонок. Ты вон вошел же! – И уже совсем тихо, на грани слышимости: – Лёнь, два дня прошло. Завтра должны быть похороны. А нам даже хоронить нечего…
С минуту за стеной не раздавалось ни звука.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил Лёня.
– Тебе про тело или про душу? – хмуро усмехнулся Ярослав.
– С душой, мне кажется, все и так понятно.
– Да? А вот мне не очень. – Горестный смешок, следом за ним – звук, будто протянули ножкой стула по деревянному полу. И болезненное шипение следом.
– Может, помочь?
– Я сам. А знаешь, – проговорил Ярослав с мазохистским наслаждением, – что говорят наши врачи про это? Оно словно проедает, разрывает кость изнутри. А вместе с ней ткани. Это как трещины в стекле: коснись, и раздробится в крошечные осколки. Говорят, мне повезло – только по касательной задело. Ты знаешь, я хочу бежать, хочу узнать, кто виноват в прорыве. А приходится сидеть здесь, читать историю, пока Великорецкий чешет репу в «Грифоньем доме» и посылает других устранять последствия проблемы, а не причину.
– Ты ходить можешь? – обеспокоенно спросил Лёня.
– Я не Потусторонний, чтоб водичкой излечиваться. Ты что-то хотел?
– Да мы, в общем, за этим и пришли.
И Лёня пересказал ему про назначенную на вечер встречу, про звездную плесень, которая начала охотиться на людей и была похожа на какую-то Исконную Тьму, про кукол и черноту в воде, текущей с потолка в метро.
– К тому же мы, кажется, наконец обнаружили зацепку. У девушки, – пауза. Наверное, Лёня кивнул на стену, за которой располагалась столовая, – похитили сестру. Кто бы то ни был, он может знать о других детях. И о Потусторонних. – Снова тишина, длинная, томительная. – Ты не задумывался?
– Я не знаю, – растерянно пробормотал Ярослав.
– Знаешь, – бодро произнес Лёня. – Пойдем, познакомишься. Кстати, ребята не так просты… Потом расскажу.
Шаги простучали нам навстречу. Первым в комнате показался бодрый, донельзя веселый Лёня. Следом за ним – хмурый парень лет двадцати трех, в джинсах и черной футболке. Правая штанина распорота снизу и закатана, тяжелый гипсовый «носок» покрывал ногу до щиколотки.
Ярослав переставил костыль перед собой, оперся на него левой рукой, правую протянул мне для пожатия. Приветливо кивнул Марго.
– Василий и Маргарита, – представил нас Лёня.
– И что тут у нас?
Я замялся, не зная, с чего начать, но необычайно подвижный лаборант вновь пришел на помощь:
– У нас оживающие манекены с фабрики медицинских пособий. Вам бы съездить туда, узнать, не было ли происшествий на складе. Может, найдете подозрительное.
– Почему я? – спросил Ярослав.
Было заметно: долго стоять на одном месте ему трудно, но парень не желал показывать слабость.
– У тебя там, кажется, был приятель. Помнишь, после чистки предприятия от гнезда хишиг? Они таскали сахар из столовой и обрывали телефонные провода, из-за чего возникали неполадки, сеявшие жуткую неразбериху в цехах.
Я несмело улыбнулся. Шутит?
– И еще я сказал Валентине Петровне, что ты на самом деле дома. Вечером зайдет с пирогами, жди. С рыбой, – веско обронил Лёня. – Фиг выпроводишь потом, ты же знаешь, Яруша.
Ярослав подавил тяжелый вздох и поморщился.
– Голову б тебе оторвать, – уже без прежней ожесточенности ответил он.
– У нее просто доброе сердце. Иногда слишком. Прибереги пыл.
– Лучше вызови нам такси, советчик.
– Куда мы? – забеспокоилась Марго.
– На фабрику медицинских пособий. По дороге объясню.
В такси стоял ядреный запах химозного освежителя – хоть топор вешай. Шумный кондиционер гонял по салону холодный воздух. По ощущениям на улице и то теплее было, чем внутри автомобиля.
Водитель – мужчина лет сорока, толстощекий, с пышными усами и доброжелательным прищуром – окинул оценивающим взглядом нашу компанию, повернулся к Ярославу, устроившемуся на переднем сидении:
– О, молодежь-подростки. Куда поедем?
Толстый вязаный свитер с оленями делал и без того плотного таксиста почти необъятным. Когда мы затолкались в салон, мне показалось, что пространства для воздуха вообще не осталось.
Марго съежилась сзади, зябко обхватив себя руками и уткнув нос в шарф, затихла.
– Сначала Кожевенная линия, двадцать семь, пожалуйста, – сказал Ярослав.
– Будет исполнено, – рокочущим басом произнес водитель и крутанул баранку.
Мы помчались вдоль набережной. За гранитным парапетом плескалась стальная река. У причалов покачивались рыбачьи лодки. Черная баржа длинным продольным шрамом полосовала реку вдали. В сезон здесь можно будет увидеть многоэтажные круизные лайнеры, плавучие рестораны, прогулочные и экскурсионные кораблики.