Потусторонний. Пенталогия
Шрифт:
— Не стреляйте! — крикнул я и устремился к профессору. Ничего — я его и посохом до смерти забью, если нужно.
Не успел я добежать до середины, как вращающиеся по кругу камни, вдруг рухнули наземь. Я едва успел отскочить от громадной глыбы, грохнувшей в нескольких сантиметрах возле. Раздался рокот выстрелов, крики, стоны и брань.
А Джонсон победоносно ухмылялся, смотря прямо на меня.
Один его взгляд — и пистолет вырвался и улетел из моих рук. Посох я ему вырвать не дал — вцепился в него мёртвой хваткой, и он отшвырнул меня вместе с ним. Я шарахнулся о камни, раздался
Нельзя, только не сейчас. Несколько секунд ушло на то, чтобы взять себя в руки и не потерять сознание. Когда зрение прояснилось, я увидел ужасающую картину. У ног Джонсона корчились и извивались от боли несколько солдат. Этих смельчаков выворачивало практически наизнанку: они даже кричать не могли — только отчаянно сипели. А затем он их резко отпустил.
Тем временем горячий шар, заслонил собою солнце, и его тяжелая, мрачная тень легла на поляну у храма Ладия.
— Дай нам закрыть врата! — зачем-то крикнул я Джонсону. — Нельзя их выпускать, они уничтожат все человечество.
— Какое мне дело до человечества Хемы? — спокойным, где-то даже дружелюбным голосом спросил Джонсон и улыбнулся.
Я вдруг увидел: у тех солдат, которых мучал Джонсон, из глаз, ушей и рта текли тонкие струйки черной, как смола кровь. Меня пробрало до дрожи — этого не может быть, это невозможно, он не может превращать ракта в тамас!
Оглянулся, ракта продолжали обступать Джонсона со всех сторон, беря его в кольцо. Но слишком поздно. Что бы мы не делали, мы уже не успели. Потому что шар вдруг начал стремительно вращаться, загораясь ослепительно ярким светом. А к нему, откуда-то с востока тянулась красная широкая лента энергии шивы. Шар наматывал ленту, словно гигантский клубок, заворачивался в неё. А затем земля под ногами вздыбилась и мелко-мелко задрожала.
Я ящерицей заполз под один из валунов, прикрыл голову посохом, вжал лицо в землю. А затем грохнуло.
Казалось, сама земля раскололась на две половины. Дрожь не прекращалась долго. Даже когда стих шум, все еще ощущались слабые и редкие толчки.
Резко повеяло холодом. Сначала подул лёгкий холодный ветер, быстро перерос в штормовой и порывистый, но как-то неожиданно стих. И на смену ему подкрался настоящий мороз, сковавший землю и медленно заползающий под одежду. Врата в нараку открылись.
Я медленно поднял голову, выглянув из-под валуна. Увидел копошащихся на земле и пытающихся подняться ракта. Заметил Зунара, у него на коленях примостил голову Санджей, что-то бормоча. Зунар мне грустно улыбнулся, жестом дал понять, что все в порядке, и указал взглядом в сторону врат, намекая на необходимость что-то предпринять.
Я коротко кивнул ему и потянулся к силе — но Джонсон по-прежнему ее блокировал.
А затем я увидел врата. Громадные, зияющие первозданной тьмой. Я в ужасе вглядывался в эту тьму: врата — в точности, как в видении. У меня сбилось дыхание. Воспоминания были слишком яркими, и мне казалось, что вот-вот из этой тьмы вынырнет обтянутая серой кожей голова огромной мумии. Но пока ничего не происходило.
Я вылез из-под валуна, поднялся на ноги, ища Джонсона. Он медленно шагал в сторону врат, как
И пока его внимание целиком было обращено на зев портала, я вскочил на ноги, схватил винтовку одного ближайшего из солдат, истекающего тёмной кровью, и бросился к профессору.
Джонсон не заметил, как я приблизился, настолько он был поглощён вратами в нараку. Я вскинул винтовку, окликнул его:
— Эй, профессор!
Он повернулся, и я без колебаний выпустил в него всю обойму. Джонсона затрясло от выстрелов, хотя ему хватило бы и одной первой пули, чтобы отправиться на тот свет. Но я был так зол, что, будь у меня еще один магазин, и он бы тоже пошел в ход.
Джонсон упал на землю с какой-то безумно блаженной улыбкой. И когда его мёртвый взгляд уставился в бескрайние небесные просторы, я почувствовал, как сила возвращается ко мне.
Первым делом запустил регенерацию, сразу же почувствовав, как боль в груди отступает. Затем вновь схватился за посох. Нужно действовать без промедлений, иначе вот-вот сюда хлынут древние асуры, чья злоба и жажда мести уничтожит нас всех без всяких колебаний.
Остальные ракта тоже почувствовали силу и потихоньку начали приходить в себя, подниматься вставать и восполнять свою энергию. Правда, не все, некоторые из них уже никогда не почувствуют силу. А когда я пробежался по нашим людям астральным зрением, с ужасом обнаружил, что Джонсон успел обратить в тамас слишком много ракта. Снова волна неконтролируемой злости захлестнула меня. Если бы мог: воскресил профессора и еще бы раз убил.
Во вратах вдруг мелькнула голова, обтянутая кожей и взгляд, вымораживающий душу, устремился ко мне. Чидьета — в том, что это она, я не сомневался. Асурендра войдет в этот мир первой и только затем ее свита — так гласило пророчество Ямины.
Накопив достаточно энергии, я поднял посох Авара и направил луч разрушения в распахнутые врата. Красная искрящаяся пелена, окутала проход. Асурендра отпрянула, по округе разнесся стон, полный пронзительной тоски и боли. Разрушение ее остановило, она была слишком слаба. Какое-то время я могу сдерживать асуров, и, пока мне хватает сил, они останутся в нараке.
В то, что я смогу разрушить врата, я не верил. Слишком много мощи ушло на их открытие, слишком много энергии задействовано. Я ясно видел и чувствовал, что для их уничтожения мне придется пропустить через себя немыслимое количество энергии и осушить не один источник.
Мне не помешала бы помощь, но на то, чтобы звать и искать урджа-мастеров тратить время сейчас я не мог. Вдруг почувствовал, как слабые, но все же такие необходимые потоки силы, потекли ко мне от других ракта. Не все потеряно, мы сможем побороться.
Нужно включать голову и искать другой способ их закрыть. Бить энергией в бездонную пропасть — решение не самое лучшее.
Но пока я думал, мне ничего не оставалось, как бить во врата лучом разрушения. Ни один асур не должен ступить на Хему. Изгнать их, если они порвутся, я не смогу уже никогда. Потому что асуры наверняка в первую очередь избавятся от Хранителей — единственной угрозы для них в этом мире.