Повелитель императоров
Шрифт:
Ширин громко рассмеялась, перепугав служанку.
— Один из них, — молча ответила она. Потом ее улыбка стала озорной. — Или, может быть, оба, сегодня вечером? Будет что потом вспомнить, а?
— Ширин! — Птица, казалось, была искренне шокирована.
— Я шучу, глупая. Ты же меня хорошо знаешь. Теперь скажи мне, почему тебя все это не радует? Сегодня свадьба, и это брак по любви. Никто их не женил, они сами выбрали друг друга. — Ее
— Мне кажется, что-то случится. Темноволосая женщина, сидящая перед маленьким зеркалом, которая в действительности вовсе не выглядела так, будто нуждалась во сне или в чем-то ином, кроме преувеличенного восхищения, кивнула головой, и служанка, улыбаясь, положила зеркало и потянулась за бутылочкой, где хранились особые духи. Птица лежала на столике рядом.
— Данис, в самом деле, что это будет за свадьба, если на ней ничего не случится?
Птица ничего не ответила.
У двери послышался какой-то шум. Ширин оглянулась через плечо.
Там стоял маленький, кругленький, свирепый на вид человек, одетый в синюю тунику и очень большой фартук, напоминающий слюнявчик, завязанный у шеи и вокруг его внушительной талии. На этом слюнявчике виднелись разнообразные пятна от пищи, а на лбу человека желтела полоска, вероятно, от шафрана. Он держал деревянную ложку, за пояс фартука был заткнут тяжелый нож, а лицо его было расстроенным.
— Струмос! — радостно воскликнула танцовщица.
— Нет морской соли, — произнес повар таким голосом, словно отсутствие соли являлось ересью, равной запрещенному Геладикосу или отъявленному язычеству.
— Нет соли? Неужели? — переспросила танцовщица, грациозно поднимаясь со своего места.
— Нет морской соли! — повторил шеф. — Как может в цивилизованном доме не быть морской соли?
— Кошмарное упущение, — согласилась Ширин, жестом пытаясь его утихомирить. — Я чувствую себя просто ужасно.
— Прошу позволения одну из твоих служанок послать в лагерь Синих немедленно. Мои помощники нужны мне здесь. Ты понимаешь, как мало времени у нас осталось?
— Ты можешь сегодня распоряжаться моими слугами, как тебе будет угодно, — ответила Ширин, — если только не станешь их жарить.
По выражению лица повара было понятно, что может дойти и до этого.
— Вот совершенно гнусный человек, — молча заметила птица. — По крайней мере, я могу предположить, что к нему ты не испытываешь влечения.
Ширин молча рассмеялась.
— Он гений, Данис. Все так говорят. К гениям надо быть снисходительной. А теперь развеселись и скажи мне, какая я красивая.
В коридоре за спиной Струмоса послышался шум. Повар обернулся, потом опустил деревянную ложку. Выражение его лица изменилось и стало почти благожелательным. Можно было даже с некоторой натяжкой сказать, что он улыбнулся. Он отступил назад, в комнату, освобождая проход, и в дверной проем неуверенно шагнула бледная светловолосая женщина.
Ширин широко улыбнулась и прижала ладонь к щеке.
— Ох, Касия! — воскликнула она. — Ты такая красивая!
Глава 3
В то же утро, только раньше, очень рано, императора Сарантия Валерия Второго, племянника императора, сына хлебороба из Тракезии, можно было застать за пением последних строк предрассветной молитвы в императорской часовне Траверситового дворца, где находились личные покои императора и императрицы.
Служба в императорской церкви начинается в Городе одной из первых, еще в темноте, а заканчивается с появлением на небе возродившегося солнца, когда колокола остальных церквей и святилищ только начинают звонить. В этот час императрицы с ним нет. Императрица спит. У императрицы есть собственный священник, прикрепленный к ее покоям, человек, известный своим либеральным отношением к часу утренней молитвы и столь же либеральными взглядами, хотя они не так широко известны, на ересь Геладикоса, смертного (или наполовину смертного, или бессмертного) сына Джада. О подобных вещах в Императорском квартале не говорят, разумеется. Во всяком случае, открыто.
Император тщательно соблюдает обряды веры. Он ведет долгие переговоры с обоими патриархами, верховным и восточным, в попытке примирить множество источников ереси в единой доктрине Бога Солнца, не только из благочестия, но и из любви к интеллектуальным дискуссиям. Валерий — человек противоречивый и загадочный и не склонен раскрывать свои тайны придворным и народу, считая их благом.
Его забавляет то, что некоторые называют его «ночным императором» и говорят, будто он ведет беседу с запретными духами полумира в освещенных лампами покоях и залитых лунным светом коридорах дворцов. Это его забавляет, так как это чистая ложь и так как он приходит сюда, как и каждый день, на заре, проснувшись раньше многих своих подданных, и совершает утвержденные обряды веры. По правде сказать, он скорее «утренний император».
Сон наводит на него скуку и немного пугает в последнее время, наполняет его ощущением — во сне или на пороге сна — стремительного бега времени. Он совсем не старый человек, но достаточно много прожил, чтобы слышать по ночам топот коней и грохот колесниц — ясно различимых предвестников конца земного существования. Ему еще многое хочется успеть, прежде чем он услышит — как слышат, говорят, все истинные императоры — голос бога или посланника бога: «Покинь престол свой, повелитель всех императоров ждет тебя».
Он знает, что его императрица рассказала бы о дельфинах, рассекающих поверхность моря, а не о скачущих в темноте конях, но только ему одному, потому что дельфины — в древности носители душ — являются запрещенным символом Геладикоса.
Его императрица спит. Она встанет через какое-то время после восхода солнца, позавтракает в постели, примет у себя только своего святого наставника, а затем служанки приготовят ей ванну, придет секретарь, и она неторопливо начнет готовиться к предстоящему дню. В молодости она была актрисой, танцовщицей по имени Алиана и привыкла поздно ложиться и поздно вставать.