Повелитель Мории
Шрифт:
Балин, оторопев, ответил с внутренней дрожью:
— Я Балин, сын Фундина. А это Оин, сын Лори, мой товарищ. Мы следуем с Одинокой горы, что в Эреборе, к Мглистым горам, в Казад Дум. Сорок восемь лет назад мы уже заходили к вам, почтеннейший Бьерн, только нас было пятнадцать: тринадцать гномов, волшебник Гендальф и хоббит Бильбо. И вы тогда еще не были таким большим, — добавил, смешавшись, гном.
— Бильбо? — переспросил гигант. — Знать не знаю никаких гномов, волшебников и Бильбов вместе взятых. А вы убирайтесь прочь, пока я не всыпал вам как следует.
Неожиданно для Балина Оин тоже подбоченился, раздвинул ноги пошире и закричал так громко, что Балину захотелось присесть, а еще лучше — превратиться в муравья и оказаться за сотню лиг отсюда.
— Что ты за хозяин, раз отказываешь друзьям в простом
Нахмурившийся Бьерн сделал шаг и взмахнул ручищей. Оин, вместо того чтобы бежать прочь, бросился вперед, намереваясь свалить гиганта. Тогда Бьерн протянул обе руки, рывком поднял отчаянно барахтающегося гнома над головой, словно желая следующим движением разбить противника о землю. Балин закрыл глаза.
Услышав не удар, а громкий смех, он решился приподнять одно веко. Великан стоял, положив руку на плечо Оина. Откинув голову назад так, что борода задралась в небо, он смеялся от всей души. Оин выражал свою радость не так бурно, но глаза его блестели.
Вдвоем они подошли к Балину. Тот все еще не мог оправиться от пережитого. Никак не ожидал храбрый гном, что гнев Бьерна, хотя и притворный, потрясет его до глубины души. Со страхом спраши вал себя Балин, как выглядит Шкуроменятель, если разозлить его по-настоящему.
Они шли к дому, и Оин говорил Балину:
— Пока вы с Данном решали, стоит идти в Казад Дум или нет, я целый год прожил здесь. Совет старейшин прозаседал десять лет, а я за это время узнал тайные тропы ко всем морийским воротам. А пока ты следующие десять лет собирал армию в полсотни гномов, я здесь свое войско подготовил.
Глаза Оина ярко блестели. Он ткнулся чуть ли не в ухо Балина и горячечным шепотом продолжал:
— Бьерн пойдет с нами, и Гримбьорн тоже. И еще кое-кто.
Губы Оина коснулись уха, неприятно его щекоча.
— Мы были в Мории. — Шепот стал почти неразличим. — И кое-что узнали.
Балин остановился и посмотрел на друга. Произошедшая с Оином перемена поразила его. Перед ним стояло существо с совершенно безумными глазами, скрюченными, побелевшими пальцами сжимая топор.
Их прервал голос Бьерна, в котором все еще слышался смех.
— Хорош шептаться, как у себя в пещерах. Заходите, так уж и быть, пообедаю с вами. А пока раздевайтесь и умывайтесь. Скамейки на веранде, умывальник на улице.
Пройдя в холл, великан хлопнул в ладоши. Тотчас в дом вбежали два пони и несколько больших серых собак. Бьерн сказал что-то на языке, напоминающем лошадиное ржание, а затем коротко пролаял. Пони вышли и больше не возвращались, зато собаки очень резво выдвинули на середину комнаты цельновырезанный из огромного ствола сосны стол и три дубовые колоды вместо кресел. Когда гномы, сняв верхнюю одежду и умывшись, вошли, четыре белые овцы почти закончили расстилать скатерть, а сам Бьерн ловко разливал мед в деревянные кубки, принесенные собаками. Затем вошел черный, как уголь, баран, осторожно несший на своей спине огромное блюдо медовых хлебов, рецепт приготовления которых знал только хозяин Деревянных Чертогов, как иногда называли Бьерна. Гости набросились на еду, а хозяин принялся развлекать их, как и в прошлый раз, рассказами о жизни в диких землях. В какой-то момент Балин с изумлением обнаружил, что Бьерн неторопливо и с подробностями рассказывает, сколько орков «портит воздух» в северной и центральной части Мглистых гор, сколько троллей удалось обнаружить в Серых горах, какими тропами варги колесят вокруг Дол Гулдура в Сумеречных лесах. Это была речь полководца, который уже расставил войска и приготовил засады, продумал пути отступления и направление главного удара. Умный гном не дал понять ни единым словом, насколько ему близки эти планы. Он принялся рассказывать, как гномы устроились в Одинокой горе, сколько знаменитых мастеров перебралось с Рудного кряжа в Эре-бор и какие удивительные вещи они обнаружили в оставленных драконом сокровищах. Когда речь зашла об оружии и доспехах, Балин заметил, что Бьерн слушает очень внимательно. А ведь недавно и думать не хотел ни о каком галворне, итильдине или ильбо-ре. Напрасно гном ломал голову, пытаясь найти причину такому резкому повороту в сознании того, кто привык иметь дело лишь с деревом.
Ночью Балину приснился сон. Он шел по длинной пещере, свет фонаря лишь слегка отпугивал густую тьму. Внезапно пещера кончилась, и он увидел себя со стороны, стоящим на балконе-выступе в гигантском зале, освещенном факелами. Внизу, задрав головы и глядя прямо в глаза, стояли орки — маленькие пещерные и огромные уруки с равнин; каменные тролли возвышались надо всеми; злобно клацали зубами варги; летучие мыши беспокойно метались в неровном свете. Он поднял глаза и почувствовал, как по спине пробежал холодок: хотя зал и был освещен, его граница терялась почти за пределом видимости. Балин побежал, а за ним послышался топот многих ног и все усиливающийся рев многотысячной толпы. Он бежал вон из пещеры, и ужас охватывал его, потому что снаружи поджидала темнота ночи. Балин бежал, задыхаясь и теряя силы, которые потребуются для того, чтобы обернуться и принять последний бой. Но… Так бывает только во сне: он увидел рассвет. Солнце вставало стремительно и неотвратимо. Услышав за спиной протяжный и тоскливый вой, он обернулся, поднял топор и увидел, что погони больше нет. Тысячи орков и варгов мечутся по равнине, ищут проход в сплошной каменной стене, но не могут его найти. Огромные тролли каменными глыбами стоят то там, то здесь, застыв на бегу. Армия тает на глазах, но многие еще готовы сопротивляться. Их взгляды устремляются на Балина, он слышит кровожадный вой, видит приближающихся врагов и чувствует, как подгибаются ноги. Усилием воли хочет заставить себя встать, но не может. Стонет, пытаясь закричать, и вот его тело свободно! Он вскакивает с боевым кличем… посреди спальни. Рядом с топором наготове стоит Оин.
Они проснулись под дробь дождя. Рваные тучи стремительно шли на восток, низко нависнув над землей. Пахло промокшей древесиной и соломой. Балин вышел на крыльцо и поразился, насколько успел отвыкнуть от мирной жизни. Сейчас он воспринимал каждую каплю дождя как откровение, а окружающий его холодный туман, несмотря на всю неприветливость, казался спокойным и умиротворяющим. Гномы не любят яркого солнца и больших открытых пространств. Сегодняшнее дождливое утро как раз соответствовало настроению подгорных жителей. Бьерна нигде не было. Оин посоветовал Балину не беспокоиться на этот счет:
— Вернется к вечеру. Он редко предупреждает, когда и куда уходит, а тем более не говорит — когда придет.
Вернувшись в дом, на веранде Балин увидел накрытый стол с целой горой медовиков на плетеном блюде. Кувшины разных мастей столпились на другом конце стола. Около походной одежды на лавке стояли несколько шаек и бадеек вперемешку с мыльными принадлежностями. Рядом лежали свежие дубовые веники. Оин взял один из них, встряхнул, а затем вопросительно взглянул на товарища:
— Сначала есть, а потом в баню, или наоборот? — Подумал и сам себе ответил: — Нет, сначала позавтракаем.
Ну кто мог ожидать от гнома другого ответа? Когда они, наевшись до отвала и поэтому очень довольные, зашли в баню, Балину подумалось, что если Ауле Создатель и собирает умерших гномов в отдельном чертоге Мандоса, то последний чертог должен немного напоминать это место.
В парилке было жарко, а Оин все поливал и поливал водой раскаленные до малинового цвета камни. Гномы, стойко переносящие холод и умеющие часами работать в ледяной воде, очень любят тепло. Подгорные жители — выносливый народ. Не силой, не наскоком, но каждодневным упорным трудом создаются сказочные богатства. Руки гнома могут часами поднимать тяжелый молот и раздувать кузнечные меха. Само слово «гном» происходит от слияния эльфийских слов «гонд», что означает «камень», и «гноум» — «жить в камне». Сумеречные эльфы называли их гонхирримами, что может переводиться двояко: «владыки камня» и «оставаться живым под камнями». В пещерах нередко случаются обвалы, но даже оказавшись под камнями, гномы всегда выбираются на поверхность. Это происходит благодаря особому умению «чувствовать вещи», которым подгорные жители очень гордятся, но никогда не говорят об этом.