Повелитель разбитых сердец
Шрифт:
– Только не подумайте, что это какой-нибудь бесформенный модерн! – значительно поднимает палец проницательный Мишель. – Статуя выполнена в классическом стиле, ибо скульптора вдохновляла столь совершенная модель, что у него отсохла бы рука, попытайся он исказить хоть одну ее черту.
Интересно, а почему не отсохла рука у того злодея, который изобразил Иисуса с телом, подобным винтовой стиральной доске?! Впрочем, откуда мне знать – может, и отсохла, только это держится в строгой тайне.
– Валентин, – вздыхает Мишель, – ах, шерри Валентин… Надеюсь, вы не станете возражать, если я буду называть вас Наташей?
Вот так номер!
Не скажу, чтобы я была в таком уж безумном восторге от своего имени. Но Наташей быть совершенно не хочется. Знаменитый анекдот («Ну надо же, такая маленькая, а уже Наташа!») немедленно приходит в голову и помогает сохранить чувство юмора:
– Вам что, очень нравится та песня, которую поет Иглесиас? Но тогда уж не Наташа, а Натали!
– Кто такой Иглесиас? – рассеянно спрашивает Мишель. – Впервые слышу. Нет, Натали – это не то. Совершенно не то! Именно Наташа! Ведь ее звали Наташей!
Я моргаю. Какая-то у меня очень однообразная реакция на приколы моих женихов. С Аленом моргала, теперь вот с Мишелем…
– Видите ли, Валентин, – снова вздыхает он, – у меня уже была русская девушка. Я обожал ее. Она была смыслом моего существования! Она прожила со мной месяц, а потом бросила меня, жестоко бросила, чтобы выйти замуж за какого-то боша [27] . Этот бош был так отвратительно прагматичен! У него домик где-то около Гамбурга, представляете? Как противно звучит это слово – Гамбург! Проза, убогая проза!
27
Бошами французы называют немцев.
На мой взгляд, ничего убогого в домике «где-то около Гамбурга» нет. А слово «Гамбург» звучит очень даже аппетитно. Наверное, потому, что я люблю гамбургеры.
– Наташа заявила, что больше не хочет быть Клеопатрой, Нефертити или царицей Савской, – плаксиво бормочет Мишель, а лицо его сжалось в кулачок, словно у обиженного ребенка. – Сказала, что любовь – это не театр, что она хочет, чтобы любили ее, а не куклу, одетую в исторические тряпки. Но я не могу забыть ее! Теперь мне осталось только ее изображение, которому я поклоняюсь, как язычник – идолу. Но мне нужна живая женщина, живая Наташа!
Таращусь на Мишеля во все глаза и постепенно начинаю кое-что соображать. Значит, в образе красотки Наташи он имел Клеопатру, Нефертити и царицу Савскую – оптом и в розницу. Потом ей осточертела эта ерунда, что вполне понятно. На ее месте я бы тоже предпочла боша из Гамбурга вместе с его домиком. Потом Мишель попытался заменить живую любовницу статуей, но, кажется, счастья это ему не принесло. И вот следующий номер программы: он будет иметь меня, глядя на эту куклу «в классическом стиле, но современной работы, из современных материалов»?
– Знаете что, Мишель? – говорю я задушевно. – Зовите меня просто Вася! Оревуар! Прощайте!
И, не моргнув глазом, оставляю его навеки.
Я возвращаюсь через Пале-Рояль, и ноги мои снова забиваются белой пылью. Совершенно как вчера в Тюильри! И, что характерно, налицо такой же, как вчера, облом в устройстве личной жизни.
Выслушав мой отчет, Николь краснеет, как помидор:
– Кошмар какой! Мне он показался нормальным человеком, правда, немножко слишком утонченным. Я еще удивилась, что ему нужна именно русская девушка. Обычно русских невест ищут более трезвомыслящие мужчины, а эти… поэтические натуры… – она презрительно фыркает, – предпочитают красоток из Восточной Азии. Фетишист несчастный! Но ты не огорчайся, Валентин, завтра у тебя намечена еще одна встреча.
– А потом? – на всякий случай уточняю я.
– Ну, – мямлит бедная Николь, – пока у меня на примете больше никого нет, но я сегодня еще не смотрела свою электронную почту… И вообще – надо обновить твои данные в моем каталоге. Понимаешь, Валентин, ты у многих вызываешь интерес, но… – Глаза ее становятся несчастными. – Понимаешь, у тебя ведь есть ребенок, а не всякий мужчина согласится… Хотя это дурость, конечно.
Она переводит взгляд на Шанталь, которая лежит на полу, задрав голенькие толстенькие ножки, и лижется с крокодилом. Ну совершенно как моя Лелька в ее возрасте! Господи, какое же это чудо – дети, когда не орут, когда спят, хорошо едят… Правда – дураки мужчины, ничего они не понимают в жизни, это же классно – получить уже готового ребеночка! Мне страшно думать о токсикозе, родах и первых месяцах после них… Это и правда мрак. Но если бы мне сейчас дали вот такую уже готовенькую куколку, как Шанталь, я бы ее обеими руками схватила!
Между тем, почувствовав наши взгляды, русско-французская куколка отбрасывает крокодила, переворачивается на живот и начинает громко пыхтеть, приговаривая «дабн-дабн»: кажется, сейчас это означает, что младенец сильно хочет есть.
– Но завтра, – заявляет Николь гораздо бодрее, расстегивая блузку (хоть питается теперь Шанталь «как большая» в основном кашами и всевозможными пюре, но два-три раза в день Николь все же прикармливает дочку грудью), – у тебя встреча с человеком, которого как раз интересовала русская невеста с ребенком. Он сказал, что ты ему по всем параметрам подходишь идеально!
Я, засмотревшись на Шанталь, не сразу соображаю, о чем это она. А, ну да. Я же все еще устраиваю свою судьбу в Париже!
– Ну, поживем – увидим, – выражаю осторожный оптимизм. – До свиданья, Шантальчик! Кушай хорошенько!
Русско-французский ребенок – настоящая билингва: и на «до свиданья», и на «оревуар» она реагирует одинаково правильно: машет ручкой…
– Слушай, а мы с тобой смогли бы родить ребенка? – напористо спрашивает мой новый жених и стискивает мою руку в своем очень даже немаленьком кулаке.
Я моргаю… Ну да, само собой, это уже стало для меня доброй традицией – моргать на заявления-предложения-вопросы «женихов».
Вот это мужчина! Мало ему уже готовой моей Лельки – немедленно требуется еще одно дитя! Между прочим, вот такие здоровяки – большеголовые, широкоплечие, с античными бицепсами (на плечах и груди Бенедикта едва не лопается черная тенниска) – бывают невероятно нежными папочками. Вдобавок они любят обширные семьи. Минимум трое детей, а желательно и больше. Сколько похожих видела в нашем роддоме – постоянных, так сказать, клиентов! Вот и Москвитин совершенно такой же! Как он лез на стенку, будто его жена рожала в первый раз, а ведь…