Повелитель разбитых сердец
Шрифт:
– То-то же, – бормочет он, озирая меня с неудовольствием. – Там, понимаешь, брательник загибается, а она… ишь, чего надумала: в омморок падаться! Он-то на помощь надеется, страдалец, а она…
– Со мной все в порядке, – говорю как можно более внушительно. – Что просил передать Костя? Чем я могу помочь, что нужно сделать?
– А ты меня спроси, как Иван Фролов из камеры вышел? – вдруг предлагает мне Костин сокамерник.
– А кто такой Иван Фролов? – таращу я глаза, совершенно не удивляясь его мгновенному переходу на «ты». Удивляться следовало, что он сначала меня на «вы» звал, нынче это совсем не в моде! – Я не знаю никакого Ивана Фролова…
– Ну и дуры вы, бабы! – ахает мой собеседник. – Кто Иван Фролов, главное! Кто ж больше, как не я? Имя мое такое – Иван Фролов. Твоего брательника, стало, Константин Лазарев зовут, а меня – Иван Фролов.
Смотрю в его бледно-голубые глаза и, призвав на помощь остатки самообладания, произношу сквозь зубы:
– Ну и как же Иван Фролов вышел на волю?
И юноша вот что мне рассказывает, то и дело прерываясь и принимаясь испуганно озираться.
Оказывается, в Предварилку Иван Фролов попал случайно. Сам он извозчик, который был нанят каким-то человеком. Тот велел ему приехать в указанное время по указанному адресу, а приехав, зайти в дом и забрать багаж. Фролов прибыл, как уговорились, вовремя, в дом вошел… и обнаружил на полу труп того самого человека, который его нанял. Кинулся вон, однако ни лошади, ни возка своего не нашел. Угнали какие-то злые люди! А тут нагрянула милиция. И Фролова едва не приговорили скорым революционным судом к расстрелу прямо на месте, потому что убитый оказался каким-то если не комиссаром, то его подручным. Как ни надсаживался Фролов, как ни пытался доказать, что он извозчик, никто его не желал слушать. И это понятно: возка и лошади-то нет! Потом суровая матросня смилостивилась, стрелять его не стала. Отвели его в Предварилку: то ли за убийство, то ли за соучастие, он хорошенько не понял. А надо сказать, что есть у Фролова в Питере старший брат. Спекулянт, но очень умный человек: продукты меняет только на золото и бриллианты. Фролов у него как сын, брат его очень любит и положил себе непременно младшего спасти. Кто-то сказал ему, что один из помощников страшного Рончевского, следователя Предварилки, имеет на своего начальника некоторое влияние и может за хорошую мзду оказать на него воздействие. Брат Фролова сыскал к нему подходец – и осмелился предложить взятку продуктами и мануфактурой. Помощник вежливо его выслушал и покачал головой: он-де берет только брильянтами, что и понятно: человеческая жизнь – штука драгоценная! Пришлось любящему брату тряхнуть запасцы. Новым приношением помощник Рончевского остался весьма доволен и посулил Ивана освободить. Что он и сделал, а напоследок ухитрился шепнуть Фролову, что готов оказать подобную услугу кому угодно, чья родня не станет скупиться. Иван сообщил это первому попавшемуся сокамернику – Косте Лазареву, а потом пришли конвоиры и чуть не взашей вытолкали его на свободу. Костя только и успел, что крикнул Ивану: «Разыщи мою сестру!»
– Понятно, зачем, барышня?
Этот вопрос бледный юноша задает очень сердито. Наверное, то, что я стою молча, недвижимо, не рыдаю, не целую ему из благодарности руки, кажется ему чем-то диким. А на меня вдруг напал словно бы столбняк от потрясения и облегчения.
Да неужели жизнь и свобода моего брата зависят от такой малости, как несколько радужно сияющих камушков? У нас с Костей сохранились драгоценности покойной матери. Гарнитур: колье, перстень, серьги, браслет, которые так и струятся алмазными реками. Сказать правду, у меня давно появлялась мысль воспользоваться ими, чтобы купить жизнь и свободу брату, я не сомневалась, что это реально, однако просто не знала человека, которому можно предложить сделку. Ну что ж, как говорится, на ловца и зверь бежит!
Кому-то, может статься, покажется странным, что я так слепо поверила человеку, которого вижу в первый раз в жизни. А впрочем, что такого? Наверное, дело в том, что мысль о взятке уже зрела в моей голове. Кроме того, окажись Иван Фролов обходительным, вежливым, приятным во всех отношениях, я немедля заподозрила бы в нем проходимца. А он был настолько неприятен мне, настолько не заботился произвести как можно лучшее впечатление, что я невольно начала ему доверять.
– Пойдем, – сказал он, маня меня рукой, – пойдем, я покажу тебе, кто в помощниках у Рончевского.
Мы возвращаемся в приемную, и незнакомец с видом чрезвычайно деловым заглядывает в окошечко пропускной барышни. Та все еще занята болтовней со своим кавалером в тельняшке.
Впрочем, как только Иван Фролов мелькает перед окошком раз и другой, флирт прекращается. Дверца открывается, и я могу отчетливо разглядеть любителя карт и коньяку. По его голове, конечно, прошелся щипцами либо Жан либо Эжен – такой уж у матросика игривый хохолок! У него тельняшка с декольте и тоненькая золотенькая цепочка на шее. А какие клоши ! Из каждой штанины приготовишке пальто выйдет!
Невольно застеснявшись такого великолепного зрелища, опускаю глаза и вижу, что матрос обут в лаковые штиблеты. А носочки тоненькие, сиреневые: не из тех ли шести тысяч пар, которые нашли в гардеробе императора Николая и распределили между пролетариатом, как сообщила газета «Правда»?
А вообще-то вид у матросика не грозный – у него вид веселого увальня. Так и видно, что он набрался манер у своего шефа Рончевского. Про того говорят, что он – душка-чекист, бывший правовед, допросы ведет в стиле салонной болтовни, сыплет французскими фразами, а затем – к стенке!
Завидев меня в обществе Фролова, душка-матрос принимает важный вид, окидывает меня внимательным взором с головы до ног, а потом дважды кивает. Вслед за этим он удаляется к даме своего сердца, закрыв за собой не только дверь, но и окошко. Видимо, справок никаких сегодня выдавать больше не будут.
Я смутно догадываюсь, что его значительные кивки означали одобрение моей кандидатуры. То есть взятка от меня, скорей всего, будет благосклонно принята. И даже, может быть, она спасет Костю!
– Когда принесешь камни? – жадно спрашивает Иван Фролов.
И тут я сделала нечто, чему и по сей день не могу найти оправдания и понимания. Может быть, этим я погубила Костю. Может быть, спасла себя. Не знаю! Остается уповать мне лишь на то, что все мы ходим под богом. И хотя в последнее время случилось столько событий, что можно усомниться в милосердии господа нашего, я все ж уповаю на его неизреченную мудрость. Я верю, что отвечала Фролову, действуя по божьему произволению и наущению.
– Когда принесу? – бормочу я после некоторого молчания. – А когда нужно? Завтра? Послезавтра? Или в следующую пятницу?
Я убеждена, что Фролов прикажет сделать это вообще сегодня, ну, хотя бы завтра. Однако он важно кивает:
– Вот так давай и сделаем. В пятницу придешь с передачей – и принесешь камушки. Можно бы и в среду, когда для уголовных передачи принимают, но в среду начальнику не до тебя будет. А в пятницу я вас сведу. Только смотри, языком-то зря не болтай! А то они, эти нынешние, сама знаешь, какие дерганые. Друг дружку боятся, никому не верят. Сами себе не верят. Помощник-то Рончевского от всего отбрешется, а ты и себя загубишь, и брата под монастырь подведешь, да и мне головы не сносить. Так что до пятницы сиди и молчи в тряпочку. Камушки приготовь и жди. Поняла?
Я киваю, радуясь, что Иван Фролов наконец умолк. Отвращение к нему начинает душить меня. Да, странного посредника выбрал себе «душка-матрос»! А впрочем, диво было бы, если бы в сей роли подвизался человек порядочный и нормальный…
Иван Фролов спрыгивает с крыльца и исчезает за углом. Я какое-то время еще стою, собираясь с мыслями.
Кладу руку пониже груди. Вот уже около года – с тех самых пор, как арестовали Костю, – я ношу только блузы свободного покроя. Впрочем, я очень похудела. Оттого теперь вся моя одежда мне велика. И это очень хорошо, потому что складки ее прикрывают пояс, который охватывает мой стан. В поясе зашиты мамины бриллианты. То есть я могла бы отдать их Ивану Фролову хоть сейчас. Могла бы выкупить жизнь брата уже сегодня. Но что-то меня остановило.