Повелитель снов
Шрифт:
– Вообще-то я видела… Несомненно, это был знак. Я видела Macao во сне. Это значит, я очень скоро с ним встречусь.
Майко была так удивлена, что чуть не схватилась за сердце. Мэтью уже побывал во сне у мадам?!
Не успела Майко спросить, что это был за сон, как мадам начала рассказывать сама.
Она шла одна по незнакомой безлюдной бамбуковой роще, подгоняемая ветром. На ней было белое платье, всё запачканное грязью, пуговицы на груди оторвались, и одна грудь была видна. Ей не хотелось попадаться людям на глаза в таком виде, но нужно было пройти через рощу и добраться до Лос-Анджелеса. В роще кто-то прятался и наблюдал за ней, не отрывая
Майко ждала продолжения, но сон на этом закончился.
– Я почувствовала, что несу на спине Macao. Это точно был Macao. Я и во сне была в этом уверена.
Большей частью Мэтью живет в снах, нет, он сам является сном. У Майко в этот момент появилась иная уверенность, нежели чем у мадам. Она была не подвластна обычным законам причины и следствия. В любом случае нужно поторопиться. Как можно быстрее поймать Мэтью…
Майко опять показалось, что ее ведет странная кармическая связь.
На следующий день Майко позвонила домой Мэтью с утра пораньше. Она подолгу звонила ему много раз подряд, но никто не отвечал. Ясно, что Мэтью дома, ведь когда он отсутствовал, работал автоответчик, сейчас же телефон просто отключен.
Майко поспешила в дом-тюлень. Вот-вот Мэтью выскочит наружу из глубин ее воображения. В ее сознании бесконечно прокручивалась сцена, которая может произойти через десять, нет – уже через восемь минут. Мэтью распахнет дверь 301-й квартиры…
Но вопреки ее расчетам она влетела в дом-тюлень как раз в тот момент, когда Мэтью выходил из него. На миг она потеряла дар речи. Но быстро пришла в себя и последовала за Мэтью, на ходу продумывая свою первую фразу.
Мэтью выглядел моложе, чем на фотографии, он был великолепен (или таким ей казался). На нем был джемпер горчичного цвета, серо-зеленые брюки из хлопка и белые кроссовки, шея обмотана темно-красным шарфом. Шел он быстро. Коляски с ним не было. Значит, он отправился на встречу с кем-то?
Мэтью шел по улице Дзидзо-дори по направлению к станции «Сугамо». Ему было незнакомо даже лицо Майко. А она знала про него всё. Из-за этого со спины он казался ей маленьким ребенком.
Мэтью зашел в банк. Майко остановилась у соседней лавки с фруктами. Левым глазом она смотрела на сливу, правым – следила за Мэтью, который снимал деньги в банкомате. Он быстро вышел на улицу и опять пошел в сторону вокзала, но по дороге задержался у витрины магазина бытовой техники и стал рассматривать пылесос или что-то подобное. Майко остановилась метрах в десяти от него, около еще закрытого питейного заведения. И тут Мэтью пропал. Майко пробежала эти десять метров и заглянула за угол, куда он наверняка мог повернуть, но его там не было. Внезапно она почувствовала спиной чье-то присутствие и обернулась – перед ней стоял Мэтью.
– Здравствуйте.
Он словно окатил ее ледяной водой. Она ответила, заикаясь:
– Здравствуйте. – Но больше сказать ей было нечего.
Мэтью широко улыбнулся.
– Я собираюсь перекусить лапшой с темпурой. А вы Майко Рокудзё?
Потрясающая догадливость. Ей стало стыдно за неумелую слежку. Покраснев, она посмотрела на него:
– Вообще-то у меня к вам просьба.
– И что это за работа?
За такой моментальной реакцией Майко было не угнаться.
– Короче говоря, ваша родная мать хочет встретиться с вами.
Микаинайт, когда она заявила это на полном серьезе, я чуть не рассмеялся.
Значит, и ты рожден человеком.
Похоже на то. С одной стороны, это успокаивает, но с другой – жаль, что моего кровного родства то ли с богом, то ли с дьяволом больше не существует.
Да ладно, пусть тебя когда-то и звали Macao, пусть ты появился из утробы матери-японки по имени Мика, все равно ты – Мэтью. Просто использовал ее утробу, чтобы родиться самому.
Микаинайт, оказывается, мы с тобой знаем друг друга гораздо дольше, чем я предполагал. Если даже родная мать про тебя знает.
Лучше скажи, ты серьезно собрался встречаться с родной матерью?
Ну да, хорошо, что мне самому не пришлось ее искать. Сэкономил силы.
Зачем тебе встречаться? Ради денег?
Чтобы лучше узнать себя.
Ты и так себя прекрасно знаешь. Не поздно ли кого-то расспрашивать о себе?
Меня, нынешнего, создали те, с кем у меня не было кровной связи. Отец Катагири, мать Барбара, сестра Пенелопа, и пятнадцать братьев и сестер, детей напрокат. И клиенты, и друзья, и возлюбленные – все они не связаны со мной кровью и генами. Я хочу знать свой прототип.
Эй, эй, голову себе не ломай, а?
Микаинайт, существовал бы я, если бы не было родной матери? Она – сподвижница моего создателя. Если бы кто-то не постарался, ни меня, ни тебя не было бы в этом мире. До сих пор я ничего не мог узнать о своих родных родителях и действительно был как ребенок, которого бросили под мостом или в камере хранения. Хорошо еще, что у меня нет комплекса брошенного ребенка. Наоборот, Катагири научил меня: именно брошенный ребенок является спасителем. Пусть брошенный ребенок играет, как ему хочется, не теряя гордости. Мама тоже научила нас уважать дух вольной игры. Но, Микаинайт, мои гены создала родная мать во время секса. Пусть она ничему не учила меня, но моя внешность, интеллект, основы характера – были заложены родной матерью, и в этом ее заслуга. Чем больше я задумываюсь о себе, тем ближе я становлюсь к своей родной матери. Микаинайт, мною движет чистое любопытство. За встречу денег не берут.
Но, Мэтью, что подумает мама? Теперь ты понял смысл ее письма? Мама не хочет, чтобы тебя отобрала родная мать. Скажи честно. Кого ты выбираешь? Маму или родную мать?
Они обе мои богини. Богиня родившая и богиня воспитавшая. Вопрос не в том, чтобы выбрать одну из них.
Как объясняла Майко, меня вроде бы похитили. К тому же похитил родной отец. Надо же, только сейчас пробелы в моей памяти начинают заполняться прошлым, которое разрастается, как опухоль.
В американских городах, например, таких как Буффало, Сиракузы, Беркли или Эль-пасо, на автобусных остановках висели плакаты с портретами похищенных детей. Может, в те времена, которые не сохранились в моей памяти, я приветливо улыбался туристам с портрета, напечатанного в уголке плаката.