Повелитель Вселенной
Шрифт:
Таргутай Курултух фыркнул.
— Что-то твои заклинания тебе самому до сих пор не помогали.
Баяруг посмотрел на тайчиута. Джамуха поднял руку.
— Если мы будем пререкаться друг с другом, это нам на пользу не пойдет.
Худу привстал.
— Таргутаю следовало бы побеспокоиться о Тэмуджине давным-давно, — сказал мэркит. — Он мог бы прикончить неоперившегося птенца еще в гнезде, а из-за его неудачи пострадал мой народ. Теперь мой отец Токтох принужден не высовываться из своего стойбища среди скал Байкала и…
Джамуха
— Я просил не упоминать здесь о старых распрях. Тэмуджин — враг нам всем. Мы должны забыть о прошлом, если есть хоть малейшая надежда победить его. — Он задумался. — Я поклялся быть ему андой и потом всю жизнь жалел. Я предоставлял в его распоряжение свой меч и людей, а он предал меня. Как и любому из вас, мне есть за что упрекнуть себя.
— А я связан с ним женитьбой на его сестре, — пробурчал Чохос-хаан. — Я думал, что выбираю военного вождя. — Он скривился, показав желтые зубы, потом потер бугристое лицо. — Хан во главе войска, хан во главе охоты — вот кто, я думал, будет у нас, но брат моей жены метит повыше.
— Надеюсь, сестра как жена удовлетворяет тебя больше, — сказал Хутуха Беки, — чем брат как хан.
Чохос-хаан кивнул. Джамуха пристально посмотрел на вождя хоролаев, гадая, насколько можно доверять этому человеку. Чохос-хаан один раз уже уходил от него, может и повторить.
Он понимал, что союз будет шатким. Вождь дорбэнов заявил, что его народ ныне живет в мире с татарами, которые одобрят любой набег на курени их старого врага Тэмуджина. Большинство хонхиратов поддержит Джамуху, но, как обычно, сражаться предоставят другим. Хутуха Беки и его ойраты боятся, что Тэмуджин станет угрожать их северным лесам, и у мэркитов с тайчиутами было много причин ненавидеть монгольского хана. И все же, несмотря на то что их объединял общий враг, новые союзники относились друг к другу с подозрением.
— Никому из нас не будет покоя, — сказал Агучу-бага-тур, — пока Чингисхан не присоединится к своим предкам, — Тайчиут запихнул в рот мясо, что держал в руках, разжевал и проглотил. — Мы должны показать, что, преследуя свою цель, мы объединились. — Он взглянул на Джамуху. — Нам надо собрать курултай и выбрать собственного хана.
На это Джамуха и надеялся.
— Конечно, — сказал он, — ты хочешь сказать, что нужен такой хан, который будет руководить по необходимости, а в другое время не будет мешать тебе заниматься собственными делами.
— Только такой хан мне и нужен, — подтвердил Чохос-хаан. — Тэмуджин же понимает все по-другому. В его войске никто не возглавит тысячу или тумэн, пока не послужит в его личной гвардии и пока хан не убедится, что он повинуется без рассуждений.
— Хан, — пробурчал Баяруг. — Полагаю, у нас должен быть хан, который возглавит наши силы на войне, но кто из нас им станет?
Агучу хлебнул кумыса из чаши и сказал:
— Человек, который созвал нас сюда. Где вы найдете более подходящего? Он первым понял, что мы должны объединиться.
Джамуха обвел взглядом других вождей, никто из них не оспорил этих слов.
— Если это ваш выбор, — сказал спокойно, — и воля Неба, то курултай изберет меня, а я, конечно, соглашусь.
Он гадал, долго ли просуществует союз этих людей. Победа объединила бы их на некоторое время, но с поражением Тэмуджина каждый из них подумает о собственной выгоде. Но это не имеет значения — к тому времени, когда узы ослабнут, он обретет достаточную власть, чтобы за неповиновение наказать любого. Он присмотрит за тем, чтобы они почитали присягу, которую примут.
67
Ее тело горело, горло саднило. Бортэ едва слышала пение шаманов. Младенец был лишь кровавым комочком, вышедшим из ее утробы вскоре после того, как она заболела лихорадкой.
Чья-то рука приподняла ей голову, ко рту поднесли чашку, и в горло полилась горькая жидкость. Она увидела черные глаза Тэб-Тэнгри, а потом под гул шаманских барабанов уснула.
Проснулась она в тишине. Ее оставили одну умирать. Шаманы, наверно, снаружи, предупреждают всех, чтобы держались подальше. Бортэ открыла глаза и увидела лица сыновей.
— Мама, — прошептал Угэдэй.
— Тебе не надо быть здесь, — сказала она хрипло.
— Разве ты не видишь? — Нагадай положил ей руку на лоб. — Злые духи покинули тебя. Тэб-Тэнгри вышел из юрты и сказал нам, что лихорадка кончилась и ты спишь.
Она снова уснула и, проснувшись, услышала привычную болтовню служанок. Они принесли ей поесть, кобыльего молока и настояли на том, чтобы она отдыхала. Три дня она была слаба и не могла выходить из юрты, не опираясь на кого-нибудь. Пришел Джучи и сказал ей, что хан был на горе Бурхан Халдун несколько дней и спустился с нее лишь день назад.
Бортэ ожидала, что Тэмуджин придет к ней, но его не было. Она уже знала, что враги ее мужа собрались на курултай и, подняв Джамуху на войлоке, провозгласили гур-ханом, то есть ханом всех людей.
Это предзнаменование. Смерть дочери, которую она родила год назад, выкидыш, бормотание шаманов у ее постели, сказавших, что у нее больше не будет детей, потеря благосклонности мужа, а теперь и союз его врагов — все это предзнаменование. Духи, думала она, обращаются с ее народом так же, как делают цзиньцы, покровительствующие одному вождю некоторое время, чтобы потом выступить против него.
Теперь она, наверно, не нужна Тэмуджину. Переступив через гордость, она подозвала одного из караульных.
— Скажи хану, что важенка ожидает возвращения своего оленя. Скажи ему, что он доставит радость своей хатун, если соблаговолит посетить ее шатер.
Она послал человека, зная, что Тэмуджин, возможно, не придет.
Ужинали с Бортэ лишь сыновья и служанки. Она пошла спать, сожалея о своем послании. У ее мужа более срочные дела, он встречается со своими полководцами, обсуждая возникшую угрозу.