Повелитель Вселенной
Шрифт:
Охрана быстро окружила его и Бортэ. В шатер вбежали новые стражи. Воины оттеснили хонхотатов, а Тэмуджина и Бортэ вывели из шатра.
— Они осмелились поднять на хана руку, — сказал один из стражей, другой выругался.
Тэмуджин, крепко прижав к себе одной рукой Бортэ, пробивался к Тэмугэ. Стражи с обнаженными мечами теснились вокруг людей, прибывших с Мунликом и его сыновьями.
Тэмуджин встал перед братом.
— Выходит, ты решил этот спор, — сказал хан.
— Посмотри сам.
Тэмугэ
— У него сломан хребет, — сказал Тэмугэ. — Крови пролито не было. Как я говорил тебе, соперник он оказался слабый.
Тэмуджин смотрел на тело, губы его дрожали.
— Поднимите, — сказал он таким тихим голосом, что Бортэ едва расслышала его. — Поднимите.
Она потянула его за руку, но он смотрел на нее невидящими глазами, словно его собственная душа покинула его.
К ним подвели Мунлика с сыновьями. Тэмуджин отошел от Бортэ и поднял руку.
— Сила твоего сына покинула его, — сказал хан Мунлику, которого подтолкнули к нему. — Духи отступились от него. Из-за того, что ты не смог совладать со своими сыновьями, Мунлик-эчигэ, один из них лишился жизни. Ты заслуживаешь наказания за то, что не приструнил его, за то, что позволил ему нарушать спокойствие в моей орде и тревожить моих близких, за то, что он обманывал меня своим колдовством.
— Я наказан, — прошептал Мунлик. — У меня отняли сына.
— Ты в затруднительном положении, — сказал Тэмуджин, — но я тоже, потому что я не боролся с колдовством, которым он меня опутал, потому что мне хотелось верить… — Он вздрогнул. — Я обещал тебе, что тебя будут почитать, и теперь не могу взять свое слово назад, иначе никто не будет верить моим клятвам. Я могу убить тебя и сделать мою собственную мать вдовой. Твоя смерть ничему не послужит, а твоим честолюбивым помыслам положен конец. Ты и твои сыновья вольны уйти, куда вам заблагорассудится, но остерегайтесь причинять мне неприятности. Чего бы вы добились, если бы были действительно преданы мне!
Хан повернулся к стражам.
— Поставьте юрту над телом шамана. Занавесьте вход и закройте дымовое отверстие, а также поставьте охрану на три дня. Шаман был могучим человеком — я хочу быть уверенным в том, что его душа покинет его еще до похорон.
Шаман по-прежнему связывает его по рукам и ногам, подумала Бортэ. Тэмуджину скорее хотелось бы увидеть, как шаман восстанет из мертвых, даже если бы это грозило ему смертью, чем осознавать, что голоса, говорившие устами Тэб-Тэнгри, умолкнут навеки.
Мунлик склонил голову, и сыновья увели его прочь.
— Моим главным шаманом будет Усун, — сказал Тэмуджин бесцветным голосом. — Он и мудр, и слишком стар, чтобы быть честолюбивым. — Он поплотнее запахнулся в шубу. — Приведите мне коня — я не хочу оставаться рядом со злыми духами.
Он пошел прочь, не оглянувшись на Бортэ.
Оэлун не хотела, чтобы дочь приезжала, но Тэмулун настаивала на этом да еще привезла с собой трех шаманов. Шаманы камлали и принесли в жертву барана. Тэмулун, казалось, определенно решила, что злых духов, прилипших к ее матери, можно изгнать.
Теперь она сидела у постели Оэлун, болтая о белых соколах, которые достались ее мужу из военной добычи, захваченной у ойратов. Ее светлые глаза, так похожие на глаза Есугэя, сияли, когда она говорила о своих любимых птицах. Можно было подумать, что соколы — ее дети. О своих сыновьях Тэмулун говорила мало.
Очищая покрытый коврами пол от грязи и насекомых, служанки двигались по шатру почти бесшумно. «Уходи», — думала Оэлун, не желавшая, чтобы Тэмулун присутствовала при ее неожиданной смерти.
Оэлун закрыла глаза. Когда она открыла их, одна из служанок что-то шептала Тэмулун.
— До меня дошел этот слух, — сказала Тэмулун. На ее красивом лице была презрительная гримаса. — Все это глупости. — Она посмотрела на Оэлун. — Если Мунлик-эчигэ имеет какое-либо отношение к распространению этих слухов, надо бы предупредить его, чтобы прекратил заниматься этим.
— Но говорят, вход так и остался закрытым, а дымовое отверстие открыли изнутри.
— Наверно, хан велел похоронить тело тайно, — сказала другая служанка. — Люди видели, как…
— Не надо видеть этого, — возразила Тэмулун, — чтобы понять, что это вранье. Те, что боялись шамана, заинтересованы в его распространении, но другие восхищаются Тэмуджином еще больше за то, что он оказался сильнее шамана с его могуществом. Во всяком случае, Тэмуджин объявил: это, мол, Тэнгри забрал тело, и тем самым Небо дало знать, что оно больше не любит шамана и не разрешает его хоронить, так что мой брат извлек пользу даже из слухов.
Служанки стали делать знаки, отвращая беду. Разговоры о смерти и похоронах были неуместны у постели больной женщины. Тэмулун махнула рукой, чтобы женщины вышли, и склонилась над Оэлун.
— Когда тебе станет лучше, мама, ты приедешь посмотреть моих птиц.
— Тэмулун, твои птицы будут охотиться без меня, а тебе следует быть со своими сыновьями, а не со мной. Уж не хочешь ли ты привезти им злых духов? Ты сделала для меня все, что могла — пора возвращаться.
Тэмулун поднесла руку матери к щеке. Оэлун почувствовала, что она мокрая от слез.
— Мама.
— Я люблю тебя, дочка. А теперь дай мне отдохнуть.
Тэмулун рыдала. Оэлун закрыла глаза и задремала.