Повелители стрел
Шрифт:
— Говори, — потребовал человек, глядя вдаль на монгольский улус.
— Хан ранен. Я не мог подойти поближе, но знаю, что он еще жив. По улусу распространяются слухи. Впрочем, неизвестно, к кому перейдет власть, если хан умрет.
— К одному из его братьев, — тихо заметил хозяин, и лазутчик удивленно замер. Интересно, сколько еще человек, кроме него, добывают сведения?
— Возможно. Или к старым ханам, если союз племен распадется. Сейчас самое время напасть на них.
Хозяин прошипел что-то, рассердился.
— Мне не нужно твое мнение, говори только о том, что узнал. Неужели ты думаешь, что, если бы войско уцелело, наш правитель отсиживался бы за стенами?
— Прошу прощения, — ответил лазутчик. — Провизии у монголов хватит на несколько лет, особенно после того, как они захватили припасы нашего войска у перевала Барсучья Пасть. Я нашел несколько человек, недовольных тем, что хан пока не хочет атаковать городские стены, но таких мало, и они не имеют влияния среди монголов.
— Что еще? Скажи что-нибудь, о чем можно доложить правителю, — настаивал хозяин, крепко сжимая плечо лазутчика.
— Если хан умрет, монголы вернутся в свои горы. Все так говорят. А если выживет, они могут остаться здесь на несколько лет.
Хозяин выругался, тихо проклиная лазутчика. Тот молчал, потупив взгляд. Знал, что задание выполнил. Было велено собирать правдивые сведения, вот он и собрал.
— Найди человека, с которым можно договориться. Пообещай золото, напугай, в общем, что угодно. Лишь бы он смог заставить хана убрать черный шатер. Пока он стоит под стенами города, мы бессильны.
— Хорошо, господин, — ответил лазутчик.
Хозяин отвернулся, и шпион понял, что может идти. Веревку уже перекинули. Лазутчик спустился почти так же быстро, как поднялся, и через несколько минут уже привязывал тростниковую лодку на другой стороне рва. Затем изо всех сил побежал к улусу. Кто-нибудь из цзиньцев подтащит суденышко к городским стенам, и монголы ничего не заметят.
Следить за облаками и одновременно наблюдать за тем, что происходит вокруг, было трудно. Лазутчик считался мастером своего дела, иначе ему никогда бы не дали столь важное поручение. Он бежал без оглядки, однако стоило луне выглянуть из-за туч и осветить равнину, сразу же падал ничком или прятался в колючих кустах. Он думал о людях, которые окружают хана. Только не Хасар и не Хачиун. И никто из других темников. Больше всего на свете они хотят разрушить Яньцзин, чтобы камня на камне не осталось. Может, Тэмуге? По крайней мере, он не из воинов. Лазутчик мало знал о распорядителе торговлей. Облака вновь закрыли луну, вокруг потемнело, и лазутчик метнулся к внешней линии постов вокруг улуса. Встал на свое место, словно никуда и не уходил, поднял с земли лук и нож, надел пеньковые сандалии.
Услышав шаги, лазутчик замер на миг и выпрямился, как положено стражнику.
— Что-нибудь произошло, Ма Цинь? — спросил Субудай по-китайски.
Лазутчик, с трудом сдерживая тяжелое дыхание, ответил:
— Ничего, господин. Все спокойно.
Лазутчик молча дышал носом, ждал. Знает ли Субудай о его отлучке?
Субудай что-то буркнул в ответ и пошел к следующему часовому. Только когда лазутчик остался один, его бросило в пот. Монгол назвал его по имени. Неужели его подозревают? Вряд ли. Скорее всего, молодой темник выяснил имена дозорных у сотника, командующего цзиньцами. Лазутчик подумал, что другие дозорные наверняка поразятся памяти темника, и улыбнулся. Слишком хорошо знал воинскую жизнь, чтобы попасться на уловки командиров.
Он ждал, когда успокоится сердце, размышлял о полученном приказе. Ясно как день, что Яньцзин хочет сдаться. Для чего еще генералу-регенту нужно, чтобы монголы убрали черный шатер? Чжи Чжун хочет предложить им дань. Если бы хан это услышал, он обрадовался бы. Вспомнив об осаде, лазутчик печально покачал головой. Цзиньское войско опустошило все кладовые в городе, а потом оставило все припасы врагу. Яньцзин голодал с самого начала осады, и командующий Чжи Чжун был в отчаянии.
Лазутчика охватила гордость. Его выбрали для этого задания потому, что он так же искусен в своем ремесле, как наемный убийца или воин. Но он принесет больше пользы своему господину, чем любой из них. Еще есть время, чтобы найти человека, которому золото дороже своего повелителя. Таких людей всегда хватает. Всего за несколько дней лазутчик узнал о недовольных ханах, чью власть отобрал Чингис. Возможно, одного из них можно убедить, что выгоднее получать дань, чем уничтожать все подряд. Цзинец снова вспомнил о Тэмуге, задумался: может, чутье подсказывает правильно? Потом кивнул в темноте своим мыслям, радуясь сложному и опасному поручению.
Когда Чингис проснулся на третий день, Оэлун не было в юрте — вышла за едой. Хан повторил вопросы, которые уже задавал раньше, но в этот раз не заснул. Переполненный мочевой пузырь болел, поэтому хан отбросил одеяла, опустил ноги на пол и с трудом встал. Чахэ и Бортэ подвели его к шесту в центре юрты, помогли взяться за него, следя, чтобы хан не упал. Затем пододвинули ведро для мочи и отошли.
Хан, прищурившись, глядел на жен. Было странно видеть их обеих вместе.
— Что, так и будете смотреть? — хмуро спросил он.
По непонятной ему причине обе женщины улыбнулись.
— Выйдите! — велел хан.
Он едва дождался, когда они выйдут. Поморщился от зловония. Моча была нездорового цвета.
— Хачиун! — внезапно закричал Чингис. — Иди сюда!
В ответ раздался радостный крик, и Чингис улыбнулся. Несомненно, бывшие ханы ждали его смерти. Он стоял, крепко схватившись за шест. Необходимо показать племенам, что он, Чингис, по-прежнему силен. Так много нужно сделать!
Дверь распахнулась, и Хачиун, не слушая возмущенных голосов ханских жен, вошел в юрту.
— Чингис меня звал, — повторял он, осторожно протискиваясь между женщинами.
Увидев, что брат наконец встал с постели, Хачиун замолчал. На Чингисе были только грязные штаны. «До чего он худ и бледен», — подумал Хачиун.
— Помоги одеться, Хачиун, — попросил Чингис. — Сам не справлюсь — руки ослабли.
Глаза Хачиуна наполнились слезами, и Чингис моргнул.
— Ты что, плачешь? — удивленно спросил он. — Похоже, вокруг меня одни женщины!
Хачиун рассмеялся, вытер глаза, не желая, чтобы Бортэ или Чахэ заметили его слезы.
— Рад, что ты поднялся, брат. Я уж было махнул на тебя рукой.
Чингис фыркнул. Его шатало от слабости, и он по-прежнему держался за шест, не хотел упасть и опозорить себя.
— Пошли кого-нибудь за моими доспехами и едой. Мои жены едва не уморили меня голодом.
Братья слышали, как за войлочными стенами юрты люди передают друг другу новости, радостно кричат. Он проснулся. Он жив. Гул голосов становился все громче и громче, долетел до стен города, перебив на полуслове Чжи Чжуна, который проводил совет со своими министрами.