Повелители волков
Шрифт:
— Что ты мне тут плетешь?! — взвился Алким. — У нас был уговор, что я получу объезженного коня? Был! Так о чем тогда речь? А ты привез мне кота в мешке.
— М-да… — Купец тяжело вздохнул. — Что ж, многоуважаемый Алким, придется нашу сделку расторгнуть. Я верну твои деньги, а на жеребца вскоре выстроится очередь желающих его приобрести.
— Ну уж нет! Конь мой! Но уговор есть уговор! Иначе я поведу тебя в суд, и ты не только вернешь уплаченные мною деньги за коня, но еще и штраф в двойном размере — за то, что нарушил свои обязательства.
Купец в возмущении всплеснул руками, и они снова вознамерились вступить в жаркий спор, но тут откуда-то со стороны появился плохо одетый малый и вмешался
— Всего один кизикийский статер, мой господин, и я объезжу твоего коня, — сказал он, обращаясь к Алкиму.
— Кизикин?! — взвился купец. — Ты хочешь за объездку кизикин?! За эти деньги я найму сотню варваров для такой услуги! Поди прочь, нахал!
— Ну, как знаешь. Нанимай… — Парень беспечно улыбнулся и уже хотел уходить, но тут за его ветхий шерстяной хитон [24] уцепился купец.
24
Хитон — мужская и женская (нижняя) одежда у древних греков; подобие рубашки (льняной или шерстяной), чаще без рукавов.
— Ты и вправду сможешь объездить этого жеребца? — спросил он недоверчиво.
— Увидишь сам, если позволишь.
— Алким! — обратился купец к покупателю. — Я предлагаю разделить расходы на объездку пополам. Это будет справедливо. Я ведь не виноват, что в Ольвии нет ни одного толкового наездника. Так я и скажу на суде, если до этого дойдет.
Какое-то время Алким обдумывал предложение купца, глядя на него как бодливый бык — исподлобья, а затем решительно махнул рукой и молвил:
— А, где наше не пропадало! По рукам!
— Что ж, давай, прояви свое искусство, — с надеждой сказал купец, обращаясь к парню.
Разбитной малый коротко улыбнулся и подошел к бедному скифу; тот по-прежнему маялся возле изгороди, внутри которой бесновался мидийский жеребец. Он наклонился к его уху и что-то тихо шепнул. Скиф отскочил от него, словно ему ткнули в бок острием меча. В его глазах появился даже не страх, а ужас. Но никто этого не заметил; в данный момент для граждан Ольвии он был пустым местом. Внимание людей возле загородки — а их уже собралось немало, в том числе и достославный фесмофет Мегасфен вместе с полемархом Гелиодором — было направлено на нового наездника.
Начал он как-то странно: сначала обошел вокруг изгороди, что-то пришептывая на ходу, затем сел и некоторое время оставался в положении бесчувственной и совершенно неподвижной статуи. Пока он проделывал все эти манипуляции, конь в загородке вдруг успокоился и начал следить за ним все еще бешеным взглядом. Но внутри его больших выпуклых глаз цвета черного агата начала разгораться оранжевая искорка — словно отражение далекого костра.
Но вот парень поднялся и совершенно безбоязненно перелез через ограду. И едва он очутился в загоне, как на Торжище послышался волчий вой. Казалось, что в Ольвию вдруг пришли зимние холода, когда волки бродили по ольвийской хоре и возле самого города большими стаями, и теперь они затеяли свой «концерт». Зрители, собравшиеся посмотреть объездку, даже отхлынули от загородки, потому как им показалось, что возле мидийца вдруг появился огромный волк. Но это наваждение так же быстро исчезло, как и возникло, и в загородке остались лишь странный юноша и жеребец, который вдруг утратил всю свою ярость и стал покорным словно ягненок.
Посмеиваясь и тихонько поглаживая жеребца по крутым бокам и по крутой шее, он сначала дал ему белый корешок какого-то растения, который конь тут же жадно сжевал, а затем набросил ему на спину потник, взнуздал и стремительным прыжком взлетел на круп. Мидиец от неожиданности вздрогнул и, вспомнив прежнюю прыть, встал
Спустя какое-то время парень подъехал к изумленному до неприличия Алкиму — у того даже челюсть отвисла — и, вручая ему повод, сказал:
— Дай ему, господин, что-нибудь сладкое; лучше хлебец с медом. А после угощения немного ключевой воды с несколькими каплями хорошего вина. И тогда вернее друга у тебя не будет.
— Да-да, конечно, конечно…
Купец, продавший жеребца, быстро распорядился, и вскоре посыльный принес целую тарелку сладких коврижек, которую Алким и поднес коню, как царственной персоне, — церемонно и тожественно. А спустя какое-то время притащили и гидрию [25] воды из священного ключа, который выходил на поверхность неподалеку от Торжища. В Ольвии вода была не очень хорошая — солоноватая. В Нижнем городе существовали выходы пресных вод, которые использовались жителями и оформлялись каптажами и колодцами. В Верхнем городе вода хранилась в специальных водоемах и цистернах. Но ее качество оставляло желать лучшего. И только в этом ключе она напоминала по вкусу воду горной Эллады.
25
Гидрия — древнегреческий керамический кувшин для воды. У гидрии три ручки: две маленькие горизонтальные по бокам сосуда для того, чтобы поднимать его, и одна вертикальная посередине для удобства разливания воды. Гидрии носили на голове или на плече.
Купец расплатился с парнем чин по чину, так как Алким был занят конем. Но едва тот, беззаботно посвистывая, собрался уходить, Алким окликнул его:
— Постой! Поди сюда.
Парень подошел. Только теперь Алким наконец рассмотрел его, как следует. Он был чуть выше среднего роста, гибкий, как лоза, с очень тонкой талией. Сразу могло показаться, что силенок у него маловато, но хитон был без рукавов, и купец увидел узловатые рельефные мускулы, оплетающие предплечье юноши. Глаза у него отсвечивали весенней зеленью, а длинные светло-русые волосы были схвачены на затылке бронзовым обручем.
— Ты кто? — спросил Алким.
Он хотел спросить, не раб ли он, да постеснялся сказать это напрямую.
— Никто, твоя милость, — беззаботно ответил юноша. — Перекати-поле. Но я вольный человек.
— Миксэллин?.. [26] — догадался ольвиополит.
— Что-то вроде этого. Я сирота.
— Понятно… Ко мне в услужение пойдешь? Нужен опытный конюх и наездник, а ты, я вижу, очень ловко управляешься с лошадьми.
— Не без того, — согласился парень. — Лошадей я люблю.
26
Миксэллин — ребенок от межэтнических браков между скифами и греками; обычно миксэллины относили себя к греческой цивилизации.
— Ну, так что, договорились? За оплату не беспокойся, не обижу. И угол, и еда у тебя будут.
— Насчет жилья, господин, пусть голова у тебя не болит. У меня есть, где жить.
— Вот и хорошо, вот и ладно, — обрадовался ольвиополит. — Завтра с утра подойдешь к главному агораному Ольвии, скажешь ему, что Алким, сын Ификла, нанимает тебя на службу. Пусть все оформит, как положено.
— До завтра, хозяин! — весело воскликнул юноша, и вполне довольный собой отправился восвояси.
Наблюдавший эту картину полемарх Гелиодор задумчиво сказал, обращаясь к Мегасфену: