Повелительница грозы
Шрифт:
И Андрей почти бегом поволок коня к мосту.
Скрип-скрип… Качели на заснеженной детской площадке покачивались туда-сюда, словно от неощутимого ветра. Скрип-скрип… Ночная аллея была абсолютно пуста. Даже удары конских копыт звучали приглушенно. Настороженно выстроились темные деревья, их ветви шевелились, будто тянулись к Андрею, роняя на голову снежные хлопья, из-за чего в воздухе висела тончайшая белая вуаль. Из ствола дерева выглянуло лицо старика, и глубокие дыры глаз уставились на Андрея.
Парень невольно остановился, пальцы до боли стиснули повод.
Андреев нервный смешок неожиданно громко прозвучал в тишине. Он беспокойно огляделся по сторонам, перехватил поводья и пошагал к мосту.
– Поздновато гуляете, юноша с лошадью! – сказал сзади скрипучий голос.
Сердце подпрыгнуло и заколотилось в горле. Андрей стремительно обернулся. Деревянное лицо старика так и осталось неподвижным. Грубо вырезанные глаза под насупленными бровями глядели прямо перед собой.
Тишина.
– Ну да, змеи, лошади, куда дальше – деревья говорящие? – злобно пробормотал Андрей. – Нерешенным остался только один вопрос – я уже сошел с ума или как раз схожу? Ты как думаешь, лошадь?
Конь недовольно всхрапнул, напоминая, что он – жеребец. Аллея уперлась в белоснежный, украшенный сверкающими сосульками мост. Казалось, он тоненько позванивает, откликаясь на перестук конских копыт.
Издалека доносился свист – долгий, протяжный, словно кто-то высвистывал неровную, рваную мелодию. Но все же в этой мелодии был ритм, заставляющий невольно подергиваться руки и ноги.
Позади спящих аттракционов, в самой глухой части острова вспыхнул огонь. Сперва казалось, что это просто далекий костер, но потом свет изменился, став ярко-зеленым, голубым, малиновым, словно в заброшенных зарослях старого парка гуляла дискотека. Только без музыки.
– Ф-р-р-р! – По перилам пролетело что-то белое, стремительное, похожее на клубок пара, очертаниями напоминающее девичий силуэт.
У ног тихо прошуршало. Андрей опустил глаза – мимо ползла змея.
– Опять?! – задохнулся парень.
Но змея не обратила на него ни малейшего внимания – переливаясь чешуйчатой лентой, поползла в сторону мерцающего вдалеке огня. Андрей попятился – самым большим его желанием было немедленно, со всех ног драпать из проклятого парка, пока не поздно… Конь невозмутимо развернулся и зацокал за ним. Андрей остановился.
– Ладно… – хрипло сказал он, – в конце концов, вольер, где лошадей держат, сразу за мостом… Сдам тебя сторожу, если нет его – к ограде привяжу! И чтоб я больше тебя не видел!
Что он будет делать, если привязанный конь все равно вырвется, Андрей старался не думать. Снова под уздцы коня брать не стал – не маленький, чтоб «за ручку» его водить, захочет – сам пойдет, а потеряется – так еще лучше. Но конь цокал за Андреем как привязанный.
У берега, где лед подмыло теплым течением городской канализации, громко хлюпнуло – крупная рыба всплыла. По меньшей мере акула. Андрей глянул вниз… Из круглой промоины поднималось что-то большое, темное… В голубоватой подсветке аттракционов было отчетливо видно, как на край льдины выдвинулся деревянный рыбацкий ящик. Следом, скользя руками по льду, с кряхтением полез парень в ушанке и ватнике.
– Ой! – останавливаясь, совсем по-детски сказал Андрей. Сам он такого никогда не видел, но по телевидению говорили каждый год про рыбаков, которые под лед проваливаются. Воображение всегда с безжалостной отчетливостью рисовало ему картинку – треск, кусок льда, переворачивающийся, как крышка люка, отчаянные попытки уцепиться за крошащуюся под пальцами кромку, лютый холод, отяжелевшая одежда тянет вниз, и безжалостная темная вода врывается в легкие…
– Здесь стой! Никуда! – зачем-то скомандовал он коню и рванул с моста на берег, заросший дикими кустами так густо, что летом сквозь них и не продерешься. Конь жалобно заржал вслед, но не сдвинулся с места.
Андрей ломился сквозь пружинящие голые ветки. Хлопья снега сыпались со всех сторон, словно кусты обстреливали парня снежками, снег набился за шиворот. Андрей рвался вперед, лихорадочно вспоминая – вроде бы надо лечь на лед и протянуть палку. Где тут палка, веток полно, а палок… Едва не бултыхнувшись в дышащую подо льдом черную воду, он выскочил на берег…
Низко опустив голову и прижимая к груди свой ящик, точно тот был ему родным дитятей, парень в ушанке и ватнике тяжело брел по льду к берегу. С него сплошным потоком текла вода – словно он весь состоял из этой воды.
Андрей схватился за молнию куртки – надо человека переодеть, быстрее… И «Скорую», «Скорую»!
Звучно шлепая ботинками, разбухшими, будто пробыли в воде год, парень полез на берег.
– Провалился, да? Под лед провалился? – задыхаясь, спросил его Андрей.
– Угу, – глухо и невнятно пробубнил в ответ парень. – Провалился.
И поднял голову. В неверном свете луны его раздутое, как футбольный мяч, лицо было абсолютно синим. Вместо носа красовалась дыра, сквозь которую виднелась черепная кость. Щеки были источенными, как проеденное червем яблоко. На Андрея он глядел мутным, как вода в луже, глазом. Вторая глазница была пуста – и в ней судорожно билась, трепеща плавниками, случайно попавшаяся рыбка.
– А-а-а! – дико заорал Андрей, развернулся и помчался вверх по склону, сквозь кусты, прочь, прочь…
Обезумевшие ветки с оттяжкой стегали его по лицу и рукам. Он споткнулся, упал, рванулся, обдирая куртку о колючки, вырвался, побежал дальше, волоча за собой сухие пучки старой травы, кубарем выкатился на поляну. Вскочил… Мост и ведущая к аттракционам асфальтовая аллея, где ждал его конь, остались в другой стороне – Андрей стоял среди деревьев, невдалеке опять мерцала вода…
– Я не понял, ты чего орешь – потопельника никогда не видел? – раздался невнятный голос, одно из деревьев шевельнулось, и от его ствола отделилась источающая воду фигура в ушанке и ватнике. – Ты кто такой, чего тут в Велесову ночь делаешь? – выковыривая из глазницы рыбку, строго спросил утопленник.