Повенчанный честью (Записки и размышления о генерале А.М. Каледине)
Шрифт:
Подслеповато вглядываясь вдаль и заметив странную процессию, знакомого ему до волоска в гриве коня под Алексеем и кем-то ещё впереди, дед Степан потрусил к воротам, постучав, перед этим, в окно залы, как он называл гостиную в ломе.
На крыльцо вышел отец Алексея и тоже стал смотреть на дорогу. Но когда он увидел приближающийся на столь необычной опоре фаэтон, всё сразу понял:
– Открывай, Степан, ворота. Алёшка, вишь, полонянку какую на дороге встретил и в дом родительский везёт.
И он красиво, как-то
Сам встретил у крыльца незнакомую девушку, протянул к ней крепкие ещё, жилистые руки, и снял с шеи коня.
Через секунду, соскочив с седла и вверив коня попечительству деда Степана, рядом оказался и Алексей.
– Папа, позволь тебе представить – Мария Нечаева, студентка учительского института, добиралась в Ростов с Богаевской, да ось в фаэтоне лопнула. Я принял решение вернуть их к нам в усадьбу, дедуня Степан починит экипаж, а милая барышня пока отдохнёт и придёт в себя.
Каледин-старший довольно заулыбался:
«Молодец, сын. Правильное решение принял. А как же, не на дороге же бросать такую красавицу. Ещё уворует кто-нибудь».
Мария, словно прочитала его мысли, смущённо заулыбалась. Ей сразу же понравились эти незнакомые, ещё час назад, мужчины – отец и сын.
От них, от каждого слова. Взгляда. Исходила такая искренность и душевность, что она уже совсем успокоилась и чувствовала себя среди близких и надёжных людей.
На крыльцо выглянула Дуняша.
Отец, поворотившись к ней, односложно бросил:
– Озаботься обедом.
– Ой, Максим Григорьевич, – певуче затянула она, – не лезьте вы в бабьи дела. Уже и самовар поставила, и стол накрыт. Прошу Вас…
Мария, словно на что-то решившись, зашла в дом. Её сразу поразила столь необычная гостиная, все ковры в которой были увешаны богатыми шашками, а на стене, между двумя большими окнами, висел портрет необычайно красивой молодой женщины.
Она вопросительно подняла глаза на Алексея.
– Мама, – односложно ответил он, – её давно, мне было лишь три года, нет с нами.
Подошёл к ним и старший Каледин, и они молча, уже втроём, на миг застыли перед портретом.
– Ну, дочка, прошу к столу. Садись. А то уже и время обеда наступило. Проголодалась с дороги?
И тут вмешалась Дуняшка:
– Дайте, барышне, хоть умыться с дороги. Пойдём, дитятко, за мной, – и она увела Марию на свою половину
Через несколько минут та появилась свежая, щёки сияли от холодной воды. А бездонные тёмно-карие глаза, казалось, загорелись неведомым светом, наполняя всё вокруг добром и счастьем. В длинных и пушистых ресницах – блеснула в луче солнца капелька воды, и светящаяся точка, отражаясь солнечным зайчиком, ослепила Алексея.
Как же ему понравилась эта девушка. Старший Каледин всё это видел и только удовлетворённо потирал руки и тихо улыбался в усы чему-то своему, потаённому.
– Ну, а теперь –
Мария счастливо заулыбалась. Ей было очень приятно, что её отец известен этому милому и мужественному человеку. И её нисколько не страшил уже побелевший от времени шрам, который пересекал всю правую половину лица полковника Каледина.
– Да, дочка, мы с ним славно поговорили на последнем Войсковом круге. Обстоятельный и очень глубокий человек. Мне он очень понравился.
Мария даже вскрикнула:
– Господи, да как же я забыла, и отец, приехав из Новочеркасска, всё рассказывал о встрече с необыкновенным человеком, героем турецких войн из Усть-Хопёрской станицы. Вы ему тоже очень понравились, особенно, Ваше выступление по проблемам усовершенствования местного самоуправления, правда ведь?
Каледин-старший был польщён и подумал: «Ишь, грамотная девка. Я действительно выступал на Кругу именно по этому вопросу. И запомнить даже тему моего выступления из рассказа отца – тут особый ум надо. Молодец!»
«И красавица, конечно. Уж дал Господь и родители – внешность. Вылитая Аглая. И Алексей – прямо светится. По душе, видать, и ему пришлась эта барышня. А что, хорошо бы было, семья приличная, основательная, да и мой Алёшка – не с улицы. Помоги Господи», – и он истово перекрестился.
Обед проходил весело и непринуждённо.
Дед Степан – мудрейший старик, сразу перехватил взгляд Алексея, направленный на Марию и сказал:
– Сегодня о починке фаэтона – и думать нечего. Кузнец к родству уехал. Завтра, с утра, и сладим. Так что располагайтесь, люди добрые, и отдыхайте.
– Ты, почтенный, ко мне в светёлку пойдёшь, там и переночуем, а барышню, я думаю, Дуняшка устроит, как подобает, – и он, по-молодому, лихо, подмигнул счастливой Дуняшке, которая деда поняла с полуслова.
Старший Каледин молча посмеивался в усы. Он-то уж знал, что поставить новую ось на фаэтон – было дело плёвое, двадцати минут. Запасных осей у деда Степана на всю станицу хватит. Но он был искренне рад его хитрости и красноречиво посмотрел на Алёшу, что тот даже зарделся, словно маков цвет.
А вслух громко сказал:
– Вот и порешили. Завтра и поедете. Дуняшка вам гостинцев наготовит, дед Степан самолично проводит, чтобы не случилось ещё какой-нибудь напасти. Или кто-то другой вызывается в провожатые? – и он с доброй улыбкой посмотрел на сына.
– Я, я, отец, провожу, – в горячности выпалил Алексей.
– Ну, и ладно. Так тому и быть.
Во время обеда Мария проявила такое внимание к Каледину-старшему, что тот пришёл в полный восторг:
«Вот, девка, всем дозрела. И умна, и красива, и статью вышла. Нет, шутишь, Алёшке – плешь проем, за такую девку держаться надо».