Повенчанный честью (Записки и размышления о генерале А.М. Каледине)

Кожемяко Иван Иванович

Это только казачеств можно в считанные дни собрать. Каждый из нас готов, пожизненно, к службе. И клич «Спалах!» помнит с детства. И знает, что по нему делать.

Но нас – мизер в масштабах страны. И не все задачи решить лёгкой конницей. Особенно, при глубокоэшелонированной обороне противника, насыщении её артиллерией и автоматическим оружием. Кто подступится к нему? Да он сумеет расстроить наши боевые порядки огнём до того, как мы сойдёмся с ним вплотную, где, конечно, против лихого удара кавалерии устоять сложно.

У

казачества – иные функции, иные задачи, нежели борьба с регулярной, массовой армией. И это надо нам всем помнить, как бы ни был велик соблазн преувеличить нашу значимость и нашу роль.

Во всех войнах – основная тяжесть ложится на нашу многострадальную пехоту. Так было и в Турецких войнах, и в Балканских, и в Крымской.

К слову, она высветила и ещё один наш принципиальный просчёт – флот и армия не сводятся под единое начальствование на театре военных действий, решают свои, частные задачи, а вот объединение их усилий для достижения общей победы – ни разу в военной практике не было достигнуто.

В будущем – это будет стоить большой крови, больших жертв, утрат территорий, если только не сделаем должных выводов.

Нависла тягучая тишина. Все гости сидели в тяжёлых раздумьях.

Пытаясь их как-то разрядить, наказной атаман невесело пошутил:

– Надо твоего Алёшку, Максим Григорьевич, сразу в начальники Генерального штаба. Тогда ничего не упустим. Всё успеем и всё сделаем. А то мы – какие-то неумёхи, отсталые, закоренелые ретрограды.

– Налей-ка по бокалу всем, а то и хмель из головы вышел, – и он первым протянул свой бокал к Каледину-старшему и выпил, не дожидаясь других, до дна.

А затем тяжело стукнул кулаком по столу, да так, что и тарелки подпрыгнули, и заключил:

– А вообще, если честно, спасибо Алексей Максимович, – обратился он к младшему Каледину по имени-отчеству, – за науку. Не думал и сам о сути всех этих проблем. А они просятся, стучатся в дверь. А мы их не пускаем. Привычно-то действовать проще. Легче. Не надо лоб морщить – только и знаем «Пики к бою, шашки – вон!» – вот и вся премудрость военной науки.

А здесь – молодец, сынок. И наши мозги ты просветил изрядно. Быть тебе, Алексей Максимович, атаманом Всевеликого Войска Донского, а может – и выше шагнёшь. Светлая голова!

И не знал прославленный казачий генерал, как он был сейчас прав.

Всё это сбудется. И генерал Каледин переживёт много побед и утрат, но его войско никогда не будет бито врагами. Всегда будет его верх.

И только под напором новой жизни, не заметил он её наступления, утратив привычный уклад дорогих ему порядков, не пожелал, чтобы все видели его личное поражение, хладнокровно нажмёт курок нагана, приставленный к виску.

Но до этого пройдёт ещё много лет. И везде, на любом посту, Алексей Каледин будет по совести, честно и даже сверх человеческих возможностей, печься о вверенных ему людях, а в конечном

счёте – о судьбе так дорогого его сердцу Отечества.

Назавтра, когда гости разъехались, и Алексей собирался съездить в Старочеркасскую, верхом, отец, взявшись за стремя рукой, вывел сына за ворота и сказал:

– Алёша, сынок! Ты больше не веди таких разговоров, пока не войдёшь в силу. Вот, ежели, ты будешь самолично решать эти вопросы, и они будут зависеть от твоей воли, тогда – хоть Государю излагай всё.

А сегодня – поостерегись. Сынок. Я тоже был молодым и горячим. И всё полагал, что и знаю больше, и душа у меня больше за Отечество болит, нежели у других. И умнее других сам себе казался.

Да жизнь потом пообтёрла. Ия понял, если не можешь изменить обстоятельства, которые тебя окружают, тогда или смирись с ними, или не замечай.

Нет, я не за соглашательство с откровенной мерзостью, небрежением, особенно по отношению к людям. Такого у нас в роду не водилось. Но и выше себя, дорогой сынок, не прыгнешь.

Помолчав минуту – закончил мысль:

– И обуха плетью не перешибёшь. Пока в России существует установленные свыше порядки, не хватит у тебя сил и полномочий бороться с системой.

И не спеши каждому душу открывать. Умный и совестливый поймёт и поддержит, а подлец – захочет свою выгоду поиметь, и будет тебя выставлять как смутьяна и крамольника. А то ещё и донос на тебя состряпает. У меня один такой был, бездельник и лодырь, да в родстве состоял высоком, так я потом отписывался полгода за его поклёпы.

И тяжело вздохнув, довершил:

– Учти это, милый сын. Ты знаешь, как я к тебе отношусь, и что ты для меня значишь. Но я горжусь тобой и радуюсь, что такая светлая у тебя голова.

Превзошёл, во всём ты уже превзошёл меня. Молодой, а разум, не зря говорил наказной атаман – что у всего Генерального штаба. Дай тебе Бог – успехов на этом пути и защиты от него, Вседержителя, благословения Его и покровительства, милый сын.

Алексей часто, затем, вспоминал это напутствие отца.

Он – словно в воду глядел. Всякий люд ему встретился по жизни. Но он даже не подозревал, что столько много в жизни завистников и недоброжелателей, с которыми он не примирится никогда и будет, до последнего своего часа, с ними бороться.

Судьба Отечества была выше для него личного благополучия, и он всегда служил ему истово, до самоотречения.

***

ГЛАВА II. КТО НЕ ЛЮБИЛ, ТОТ И НЕ ЖИЛ.

Только любовь побуждает

человека на проявление

самых лучших, самых

высоких и светлых качеств,

которые есть у нас всех.

Кто не любил, тот

никогда не свершил значимых

для человечества дел.

И. Владиславлев