Повенчанный честью (Записки и размышления о генерале А.М. Каледине)
Шрифт:
Алексею очень часто приходилось выступать перед различными аудиториями с обоснованием своих воззрений. В военных журналах, к его удовлетворению, появились написанные им статьи, которые он охотно и вдумчиво готовил по предложениям редакций и благословению своего руководства.
Поэтому свободного времени у него не оставалось вообще. Он даже осунулся. Похудел, так как часто прихватывал и ночные часы, но был безмерно счастлив, что сама судьба подарила ему столь насыщенную и интересную жизнь.
Все выпускные экзамены
Его тема «Роль и место казачьего кавалерийского полка в дезорганизации тылов дивизии противника» была полностью опубликована в журнале «Военный вестник» и о ней с большой похвалой отозвался сам Великий князь и со своей припиской-благодарностью сыну Каледина-старшего, велел выслать этот журнал своему старинному боевому товарищу и подчинённому, на хутор.
Сердце отца замирало от гордости и счастья:
«Далеко пойдёт Алёша. Чую это. Такая страсть к наукам – я даже теряюсь, где он её и приобрёл? Где постиг-то всё? Дай Господь, может – и в роду Калединых появятся свои генералы, с сыновнего корня».
По ходатайству же Великого князя и отмечен был по выпуску Алексей особо. Сам Государь, в именном указе, почествовал его чином старше за однокашников, и так как Алексей заявил о желании служить в казачьем полку, то ему и был высочайше пожалован чин сотника. С гордостью взирал молодой офицер на свои погоны, на которых было по три звёздочки, а не по две, как у его однокашников.
И как замирало его сердце, когда его же товарищи норовили, пусть – и дурачась, приветствовать его первым, как старшего в чине.
Шутка ли, до этого чина многие служили годы и годы, а он, прямо по выпуску, был возведён в это высокое командирское достоинство и получил, от имени Отечества и по воле Государя, право повелевать и вести людей за собой.
Присутствующий на выпуске генерал из свиты Великого князя, вызвал его на беседу и предложил остаться в родном училище на преподавательской работе.
– Ваше Превосходительство, польщён Вашим предложением, но, как золотой медалист, имея право выбора места службы, прошу Вас – только в войска. Чтобы преподавать, учить будущих офицеров, нужен большой опыт службы, участия в боевых делах. Какой же из меня преподаватель, если я не служил в строю?
И уже категорично:
– Нет, Ваше Превосходительство, послужу в полку, а там видно будет.
А затем, решившись на сокровенное, глядя в глаза генералу, произнёс:
– Хочу, ваше Превосходительство, выслужить ценз и продолжить обучение в академии Генерального штаба.
Генерал, многоопытный служака, сам недавно перебравшийся в столицу, а до этого покомандовавший дивизией одиннадцать лет, покровительственно похлопал Каледина по плечу и сказал:
– Молодец, сынок! Я иного ответа от тебя и не
И рубанув рукой воздух, словно клинком, продолжил:
– И правильно. Покрутись в войсках, и шишек набей, и опыт приобрети, тогда и служба будет в радость. И достигнешь в ней тех вершин, о которых мечтаешь.
И он крепко пожал руку молодому офицеру:
– Удачи и доброго военного счастья, сотник. Ишь, я чин этот выслужил лишь через четыре года, а ты – уже сотник. Молодец, то-то радость Максиму Григорьевичу будет. Кланяйся ему от генерала Колесникова. Вместе на полках были, под началом Великого князя. И если бы не тяжёлое ранение твоего отца – в большие чины бы вышел. Упорный был человек в службе, честный. Многому у него научился.
Простившись с родным училищем, товарищами по учёбе, Алексей, как всегда, от Ростовского вокзала, куда он прибыл под утро поездом, ехал на красивой упряжке, о двуконь, с дедуней Степаном домой.
***
Тот даже как-то с робостью поглядывал на золотые погоны Алексея и всё тихонько бормотал себе под нос:
– А как же это, что в таком чине? Рази ж так бывает? Или подвох в этом какой-то? Нет, нет, – гнал он прочь эти мысли, – Алёшка не такой, не созорничает в этом. Значит, заслужил такую честь. Сотник уже!
И тут же спохватился:
– А как же теперь к нему обращаться? Не скажешь уже, как прежде – сынок, Алёшка…
Под уютное укачивание экипажа, продолжил, уже в мыслях:
«Ох, сынок, сынок, какие же ты заботы на себя берешь? С самых юных лет. Не запали себя, не надорви ты жилу, силы свои пожалей. Они каждому отпущены Господом по мере.
Выше возьмёшь того, что в книге судеб написано – запалишься, не выполнишь предначертанного. Тогда и жизнь не в радость станет. Чёрной завистью душа изойдёт и будешь всё виноватых искать, кто же это так жизнью твоей распорядился, что в ней ничего не состоялось, ничего не сбылось.
А ниже меру выберешь от того, на что душа способна – лодырем станешь. Сам от себя счастье отпихнёшь. И так зря жизнь потратишь, не заметишь, как и пробежит она.
И только те счастливы, которые и задумку высокую имеют, и сил, талана у них на это достаёт Кто несёт свет и добро другим, не изводит душу завистью, лестью. Двуличием.
Думаю, что Алёшка – именно из таких. Не пожалеет себя, но и душу не растратит почём зря. Все отдаст людям, осветит их путь, подскажет, как по нему идти.
Дай-то Бог, милый ты мой, чтобы всё у тебя сладилось, всё состоялось».
И он вновь и вновь смотрел на родное лицо своего любимца, а тот, повзрослевший на годы, опирался на эфес офицерской шашки руками, положив на них подбородок, и думал о чём-то своём, сокровенном и далёком.