Поверженные барьеры
Шрифт:
«Ему нужно снова жениться,» — подумала Алиса. Она удивилась, что идея так внезапно пришла ей в голову.
— Мы получили контракт, — сказал он бесстрастно, как если бы речь шла о чем-то незначительном.
— Хорошая новость, — медленно ответила Алиса, — хотя это и принесет тебе много дополнительной работы, не так ли?
— Да, и я этому рад; я становлюсь скучным, однообразным и, пожалуй, старым.
Прежде чем она успела ответить, дворецкий объявил, что ланч готов, и Норман, не добавив ни слова, вышел из комнаты.
Алиса не пыталась пойти с ним. Она знала, что он предпочитает есть в одиночестве, и если захочет продолжить беседу, вернется. Оставшись в комнате, она подошла к окну и посмотрела в сад, где на лужайках расцвели первые нарциссы. Даже цветы не радовали ее.
Когда жена Нормана умерла, он попросил ее вернуться к нему. Он и не догадывался, как горько плакала Алиса, покидая место, долго бывшее ее домом. Это было единственное, чем она в жизни дорожила. Жена Нормана всегда жила в Лондоне. После ее смерти он решил закрыть лондонский особняк и поселиться поближе к заводу, где он так же, как до женитьбы, проводил все свое время. Он совершенно не понимал, как велико было ее одиночество. Очень немного нашлось бы такого, о чем им хотелось говорить: ничего общего, кроме кровного родства, у них не было. Он мало думал о ней, но считал, что ей будет лучше жить в его доме, тем более что ему нужна была хорошая домоправительница.
Норман медленно вошел в комнату с зажженной сигаретой и стаканом бренди в руках и сел у камина. Вытянув длинные ноги, он помолчал, потягивая бренди, и затем, как бы решившись, торжественно произнес:
— Я намерен заново отделать наш дом в Лондоне.
Глава вторая
Дождь лил, как из ведра, заливая водосточные желоба на Шафтсбери Авеню. Несколько театралов все еще стояли с несчастным видом под портиком театра, ожидая свои экипажи или надеясь поймать такси. Служители неумолимо закрывали двери, стараясь скорее попасть домой к ужину.
В один из подъездов, ведущих на сцену с боковой улицы, медленно спустилась девушка и, проходя, пожелала швейцару доброй ночи.
— Ой, дождь! — воскликнула она.
— Он идет уже добрых два часа, мисс, и не похоже, что скоро перестанет.
Девушка открыла зонтик и вышла.
Она быстро перешла улицу и стала ждать автобус. На остановке уже собралась небольшая толпа. Люди стояли молча, прячась под зонтиками и глядя в одну сторону. Спустя несколько минут подошел автобус, и все бросились к нему. Карлотта, поспешно закрывая зонтик и чувствуя, как дождь бьет ее по лицу, двинулась вместе со всеми. Ступив на край панели и даже не поняв, как это случилось, — поскользнулась ли она, или кто-нибудь толкнул ее, — она упала под ноги входившим в автобус.
От неожиданности она несколько мгновений не могла ничего предпринять. Она чувствовала себя беспомощной, испуганной и тонущей в массе людей. Пытаясь подняться, она опиралась пальцами о холодные влажные камни. В этот момент кто-то подхватил ее под руку и поднял.
— Вы не ушиблись? — раздался чей-то голос.
— Нисколько, — хотела сказать Карлотта, но у нее подвернулась нога, и она вскрикнула от боли.
— Моя лодыжка, — сказала девушка, и хотя она стояла на одной ноге, но стояла прямо: ее поддерживала твердая рука.
Автобус уже ушел, и несколько человек, раздосадованных тем, что не попали в него, теперь ждали следующего и наблюдали за ними.
— А вот и такси. Я помогу вам сесть.
Человек, который поставил ее на ноги, окликнул проезжавшее мимо такси. Открыв дверь, он приподнял и почти втолкнул девушку в машину.
— Ваш адрес? — спросил он.
Карлотта назвала адрес и добавила:
— Но, пожалуйста, не стоит затруднять себя и ехать со мной. Все в порядке.
Мужчина не ответил. Вместо этого он сел в такси рядом с ней и захлопнул дверь.
— Увы, далеко не все в порядке, — сказал он, рассматривая мокрое грязное пятно на красном пальто Карлотты, ее чулки и открытые кожаные туфли.
— Трудно представить, что я была так глупа, — уныло сказала она.
— Позвольте мне осмотреть вашу лодыжку. Я врач.
Она взглянула на своего попутчика. Это был крупный широкоплечий и чисто выбритый мужчина. Она отметила, что у него очень приятный голос. Он говорил с легким акцентом, однако она не могла определить, с каким. Размышляя обо всем этом, она с трудом выпрямила ногу, чтобы он смог дотронуться до лодыжки. Он стал на колени прямо на полу такси и ощупал ногу пальцами специалиста.
— Надеюсь, что это небольшое растяжение, — сказал он. — Больно?
— Да, — призналась она, — там… где ваши пальцы.
— Растяжение сухожилия, — сказал он. — Надо сразу же сделать холодный компресс. Могло быть и хуже. Кости целы.
— Не могу понять, как это случилось, — призналась она. — Ненавижу автобусы.
— Я тоже, — согласился он, — но не так, как дожди.
Он снял шляпу, с которой текло, и бросил ее на пол перед собой. Она увидела, что он молод, моложе, чем она ожидала.
— Мне повезло, рядом оказался врач, — легко произнесла она, немного смущенная этой ситуацией. — Обычно в таких случаях нет ни одного врача на двадцать миль вокруг.
— Вам не повезло, — сказал он; что-то в том, как он произнес эти слова, заставило ее воскликнуть:
— Вы шотландец, ведь так?
— Меня зовут Гектор Макклеод, — ответил он, и оба рассмеялись, как будто это была шутка.
— Меня зовут Карлотта Ленковская, — сказала она.
— Русская! — воскликнул он, и они снова засмеялись.
Такси остановилось.
— Это здесь? — спросил с сомнением шофер.
— Да, это здесь, — ответила Карлотта. — По вечерам дом выглядит немного странно.
По сторонам огромного дверного проема возвышались высеченные из камня фигуры, а дубовая дверь с железными засовами и решеткой над замком напоминала средневековую. Огней в доме не было ни вверху, ни по сторонам. Карлотта достала ключ, а Гектор Макклеод вышел из такси и открыл дверь, потом помог выйти и ей.