Поверженные барьеры
Шрифт:
— Я мог бы попросить вас проверить эту уверенность во мне, — сказал он, затем добавил внезапно, как бы спохватившись, что сказал слишком много: — Вы поужинаете сегодня вечером со мной после спектакля?
— С удовольствием, — ответила Карлотта, — если только я пойду в театр.
— Что вы имеете в виду?
Она рассказала ему о вчерашнем происшествии.
— Не могу передать вам, как восхитителен мой юный шотландский врач, — сказала она. — Он обещал приехать и осмотреть мою ногу сегодня.
— Никогда не слышал подобной чепухи, — ответил сэр Норман. — Обратитесь
— Я полностью доверяю моему шотландцу, — ответила Карлотта. Она засмеялась, когда Норман запротестовал.
— Не беспокойтесь, — сказала она. — Если вы не узнаете, что я в больнице, ждите меня в 11.35.
— Буду ждать, — пообещал он. — И будьте осторожны, детка.
— Постараюсь, — ответила она и повесила трубку.
Некоторое время Карлотта лежала не двигаясь и следила за бликами света, пробивавшимися сквозь слегка покачивающиеся занавески. Она думала о Нормане.
Они встретились три месяца тому назад на приеме с коктейлем. Знакомя ее с Норманом Мелтоном, хозяйка пробормотала его имя так, что Карлотта не поняла, кто он такой. Она пожала руку высокому грустному человеку, которому, казалось, вовсе не место среди оживленно разговаривающей, смеющейся толпы любителей коктейля.
— Расскажите мне о себе, — сказала она, — вероятно, я должна была бы слышать о вас, но прошу простить мое неведение.
— Как вы думаете, чем я занимаюсь? — спросил он.
Карлотта, испытующе глядя на него, пыталась угадать.
— Вы можете быть политиком, — сказала она. — Вы безусловно не актер, и я не думаю, что вы достаточно искушенный человек, чтобы быть дипломатом. Да, вы, должно быть, политик или бизнесмен. Пожалуй, и то, и другое.
Норман засмеялся.
— Вы или умеете хорошо отгадывать, или умеете льстить.
— Значит, я права? — спросила Карлотта.
— Но не в том, что касается политиков, — ответил он, — а вот бизнес — это верно. Вы разочарованы, что я не будущий премьер-министр?
Обычно в такой беседе Норман чувствовал себя не в своей тарелке. Он привык к полной сосредоточенности, его неистощимая энергия прорывалась во всем, за что он брался, и поэтому ему трудно было обсуждать пустяки одновременно и искренне и шутливо, что подчеркивало бы их незначительность. В Карлотте он впервые встретил человека, с которым ему было легко общаться. Он посмотрел на ее лицо, такое оживленное, выразительное; ему нравился тембр ее голоса и жесты, которыми она подчеркивала свои замечания. Ее руки говорили так же, как губы. Было совершенно ясно, что она не англичанка, хотя она и призналась ему, что не может говорить ни на одном другом языке.
Она сказала Норману, где работает, и он пообещал прийти посмотреть пьесу, если потом она поужинает с ним.
— У меня ужасно маленькая роль, но это так замечательно — быть на Вест-Энде: это впечатляет, если не публику, то во всяком случае импресарио и агентов.
— Почему вы выбрали сцену? — спросил он. Она пожала плечами.
— Не потому, что у меня было особое призвание, — сказала она, — а потому, что я была воспитана в таком духе. Моя мать, моя приемная мать, Магда Ленковская — театральная костюмерша. Я помню запах театрального грима гораздо яснее, чем что-то другое из своего детства. Я встречалась с каждой знаменитостью на подмостках еще до того, как мне исполнилось пять лет, потому что я приходила на репетиции, когда Магда примеряла костюмы. Моими первыми уроками было разучивание ролей, которые я без конца повторяла. Я сидела в пустом партере и ждала, когда Магда придет из костюмерной. Я не могла отказаться, когда Кристиан Холден предложил мне играть вместе с ним. Мне было только семнадцать, и он казался мне самым привлекательным мужчиной, какого я видела в своей жизни. Конечно, я приняла предложение, да и кто бы не согласился?
— А есть ли что-нибудь еще, чем вы хотели заняться? — спросил Норман.
— О, ничего такого, — ответила Карлотта. — Мне кажется, я просто ленива. Мне действительно ничего не хочется делать, кроме того, что мне нравится, но вы этого не можете понять, правда?
К этому времени она уже знала, кто он такой. Вспомнила, что читала в газетах о его сенсационном взлете: он стал директором и владельцем завода, на который пришел мальчишкой.
— Всю жизнь меня преследовало желание добиться своей цели, — признался Норман. — Это звучит, как будто я даю интервью. Но хоть это и кажется странным, все же я говорю правду.
— Но теперь вы удовлетворены? — спросила Карлотта.
Он отрывисто засмеялся.
— Я еще даже не начал, — ответил он.
На следующий день они вместе пообедали, и Карлотта решила, что он ей нравится. Его острый ум привлекал ее, а его резкие манеры, которыми он, очевидно, прикрывал свою застенчивость, забавляли. Она видела, что есть люди, которые не любят и не понимают его, но сама она слишком долго жила среди разных людей, чтобы судить их по внешности.
— Забавно, — сказала она позже Магде, — но в некотором отношении я чувствую себя старше, чем он. Он так неискушен во всем, кроме машин.
Она сидела на краю широкой кровати Магды. В белом тюлевом платье с серебряными блестками она выглядела юной и поразительно красивой.
Магда поняла, что она имеет в виду.
— Ты русская, — сказала она. — А мы, русские, стары, как бог.
— Я русская только наполовину, ты забываешь о моем отце, — возразила Карлотта.
— Я не знала его, — ответила Магда.
— Интересно, какой он был, — сказала Карлотта, подойдя к зеркалу.
— Я думаю, что он был высокий, светловолосый и глупый, как большинство англичан, — улыбнулась Магда.
— Неужели тот, кого ты любила, был таким же? — лукаво спросила Карлотта.
Какое-то время Магда молчала. Она опиралась на подушки, ее огромное тело под одеялом лежало, как гора. Она посмотрела на Карлотту темными, подозрительными глазами.
— Что ты имеешь в виду? — спросила она.
— Не притворяйся. Леолия давным-давно мне все рассказала, но ты не должна сердиться. Я просто вытянула это из нее, — сказала Карлотта.
— Это неправда, я ничего об этом не знаю, — возмутилась Магда.