Поверженный ангел(Исторический роман)
Шрифт:
После отъезда синьора Альбицци в доме воцарилась гнетущая тишина. Челядь собралась на кухне, вполголоса обсуждая причины внезапного отъезда хозяина. Домашние синьора Альбицци, жена его, мадонна Джертруда, с дочерью Паолой и молоденькая воспитанница синьора Алессандро Мария, проводив главу дома, остались в нижней зале, большой комнате с узкими стрельчатыми окнами и огромным неуклюжим столом, стоявшим на возвышении в дальнем ее конце. Во всем доме, почти полностью перестроенном и заново отделанном, радовавшем глаз яркой обивкой и свежими фресками, только эта зала осталась нетронутой, напоминая новому поколению
Через несколько минут к женщинам присоединился Ринальдо, убедивший себя в том, что сейчас его долг — успокоить мадонну Джертруду, совсем павшую духом. Однако, если говорить откровенно, спуститься в залу его побудило не столько человеколюбие, сколько желание лишний раз увидеть Марию.
Уезжая в Париж несколько лет назад, он оставил ее голенастой, угловатой девочкой-подростком. В то время он почти не замечал ее, занятый своими заботами. Велико же было его удивление и восхищение, когда, вернувшись домой, он нашел вместо гадкого утенка красавицу в полном расцвете юной свежести и обаяния. Нечего и говорить, что с первого же дня он принялся ухаживать за девушкой, стараясь завоевать ее благосклонность.
Конечно же, Мария очень скоро заметила, что нравится юноше, и нельзя сказать, чтобы это открытие было ей неприятно. Напротив, она находила удовольствие в его обществе, с интересом слушала его рассказы о далеком, таинственном Париже и расспрашивала, какие там в моде наряды. Болтая с симпатичным, умным юношей, бывшим когда-то товарищем ее детских забав, она нет-нет да и бросала на него лукавые взгляды или поощряла ласковой улыбкой. На первых порах Ринальдо склонен был принимать эти улыбки за знак особого расположения, но скоро понял, что девушка не питает к нему ничего, кроме дружеской приязни. И все же он не терял надежды, что со временем, живя с ним под одной крышей, Мария привыкнет к нему и, возможно, в душе ее пробудится наконец чувство более нежное, нежели братская дружба. Пока же, как мы заметили, он старался почаще попадаться ей на глаза.
— Ну подумай сама, тетя Геда, — говорил юноша, то и дело поглядывая на Марию, — может ли сейчас случиться то, чего ты опасаешься? Я недавно во Флоренции, но уже достаточно знаю, чтобы сказать — нет! Сейчас у Сальвестро Медичи другой, куда более страшный враг — Гвельфская партия и все ее сторонники, а их чуть ли не полгорода. Вот увидишь, тетя Геда, — бодро сказал он под конец, — через час-два дядя вернется живой и здоровый да еще с какой-нибудь хорошей новостью. Не станет же гонфалоньер справедливости призывать к себе такого человека, как Алессандро Альбицци, без особой надобности.
— Это правда, ма, — подхватила Мария, — я верю, что все будет хорошо. У меня нет дурного предчувствия. А помнишь, когда Гвидо утонул, я места себе не находила.
— Дай бог, чтобы так оно и было, — со вздохом проговорила мадонна Джертруда.
В этот момент в залу вошел слуга и замер в почтительной позе, ожидая разрешения говорить.
— Что там такое? — спросила мадонна Джертруда.
— Ваша милость, у дверей дожидается мессер Лука да Панцано дей Фридольфи, который говорит, что привез синьору Алессандро ковчежец, освященный самим папой.
— Это добрый знак, ма! Сам господь направил его к нам! — воскликнула Мария. Она вскочила со стула, словно готова была сама бежать навстречу рыцарю.
— Что с тобой, Мария? — удивленно подняв брови, проговорила мадонна Джертруда. — Признаться, я не понимаю, почему приезд этого отчаянного юноши такой уж добрый знак, но все равно неудобно держать его на улице. Пусть проведут его сюда, — добавила она, обращаясь к слуге.
Поклонившись, слуга удалился. За столом наступило молчание. Все смотрели на дверь, будто за ней и взаправду скрывалось существо, способное разом повернуть все в лучшую сторону.
— Нет, никак не могу вспомнить, что это за Фридольфи, — пробормотал Ринальдо. — Кто он такой, тетя Геда? Почему… — он хотел сказать: «Почему Мария так обрадовалась его приходу?», но вовремя удержался и спросил первое, что пришло в голову: — Почему я его не знаю?
— Потому что ты шесть лет жил в Париже, — с ноткой раздражения в голосе ответила мадонна Джертруда. — А что до Панцано… Он старинного рода, не такого древнего, может быть, как род Альбицци, но все-таки… Богат и, по-моему, достаточно честен. Только уж очень отчаянный. Это у них в роду. И прадед его, и дед, да кого ни возьми по мужской линии, ни один своей смертью не умер. А так жених хоть куда…
— Чей жених? — с живостью спросил Ринальдо.
— Я говорю, вообще жених завидный, — ответила мадонна Джертруда. — Но тише, он идет…
В дверях показался эконом, громко объявивший о приходе рыцаря. Следом за ним в залу быстрым шагом вошел мессер Панцано. Ринальдо, полный нетерпеливого интереса, окинул его быстрым взглядом. Рыцарь был красив той мужественной красотой, которая в сочетании с молодостью делает мужчину особенно привлекательным. К тому же подчеркнутая скромность и достоинство, проступавшие в каждом его движении, сообщали всему его облику какую-то особую приятность и благородство.
Мессер Панцано подошел к возвышению, на котором стоял стол, поклонился дамам и спросил, не может ли он видеть синьора Альбицци.
— Не знаю, когда он вернется и вернется ли, — тихо ответила мадонна Джертруда.
— Помилуйте, мадонна Джертруда, — возразил рыцарь, — почему же ему не вернуться?
Джертруда махнула рукой.
— То же самое твердит мне и сер Ринальдо Арсоли, — сказала она, кивнув в сторону юноши.
Мессер Панцано остановил на юноше пристальный взгляд и слегка поклонился. Ринальдо, после слов мадонны Джертруды смотревшему в оба, показалось, будто в глубине глаз рыцаря блеснули стальные клинки, которые, впрочем, тотчас погасли и сменились непроницаемой чернотой. «Черт возьми, — подумал он, отвечая на поклон, — не хотел бы я быть твоим врагом».
Между тем мадонна Джертруда приказала принести вина и предложила рыцарю присесть.
— Благодарю, мадонна, — с улыбкой ответил мессер Панцано, — кубок вина мне не помешает, особенно после одного маленького приключения, которое случилось со мной почти у самых городских стен.
— Приключение? — воскликнула Мария. — Что-нибудь плохое?
— Нет, нет, монна Мария, — поспешно проговорил рыцарь, — во всяком случае, ничего такого, что стоило бы минуты вашего беспокойства. Клянусь, я даже жалею, что упомянул о нем. Но прежде я хотел бы исполнить обет, который дал, уезжая из Флоренции.