Поверженный
Шрифт:
Ахмадходжа приказал высечь поденщика, бить, пока тот не сознается. Но тут подал голос Халим-джан.
— Отец, — воскликнул он, — не наказывайте, не бейте этого человека, он ни в чем не провинился. Я видел, когда уходил его сын, он ничего не унес с собой.
— А ну-ка, уйди отсюда!.. Ты не разбираешься в этих делах! — прикрикнул на него отец.
— Нет, я знаю! — твердо и настойчиво заявил Халим-джан. — Шкуру взял вот этот, — он указал на управляющего. — Он унес шкуру. Я видел это собственными глазами.
Ахмадходжа вскочил.
Управляющий
А вот что произошло в другой из летних дней за городом, куда отправилась, спасаясь от жары, семья Ахмадходжи. С самого утра они приехали в сад и расположились у хауза. В саду все было подготовлено для приятного отдыха: хауз наполнен водой, все тропинки и дорожки чисто подметены, расстелены дастарханы, уставленные дарами щедрого лета. Чего только тут не было: яблоки, персики, инжир, виноград; огромные дыни и арбузы источали сладкий аромат…
Была тут и очень вкусная деревенская еда.
Насытившись, Халим-джан и брат его Алим-джан сняли с себя верхние халаты, остались в легких камзолах.
У Халим-джана в кишлаке был друг по имени Садык. Умный, разносторонний, способный юноша вырос в бедняцкой семье и сам остался бедняком, но, спокойный и рассудительный, никогда не жаловался и не терял бодрости.
В тот день Халим-джан пошел, как обычно, к Садыку, а Алим-джан отправился с сыном садовника покататься на ослике.
Рядом с садом, прямо за забором, стоял полуразвалившийся домишко. В нем жил Садык со своими родителями. Он был единственным сыном в семье. На стук Халим-джана вышла мать Садыка. Приветливо поздоровавшись, она сказала, что Садык с отцом пошли к распорядителю воды, так как сегодня была их очередь получить воду для посевов.
Халим-джан направился было туда же, но увидел Садыка, поливавшего огород. Халим-джан окликнул его, и они побежали навстречу друг другу. Здороваясь, обнялись, как это делают взрослые мужчины.
— Как хорошо, что ты пришел наконец.
— Отец болел, а то бы давно навестил тебя. А что у вас, как дела?
— Да как будто неплохо, но земля иссохла без воды, весь урожай мог пропасть. К счастью, сегодня получим воду, наша очередь. Поскорее бы полить землю. Немного хотя бы, если останется, попоить и деревья… Отец наказал мне присмотреть за поливом.
— Как, и на воду очередь? — изумился Халим-джан. Он никогда не задумывался над этим, считал, что все на свете продается, только воду и воздух не продают.
— Кому по очереди, а кому и без. Если арыки будут переполнены, достанется и нам немного, а если нет — пусть земля сохнет от жары, пусть выгорают все посевы!..
— Что же будет с бедняками?
— Богатым не все ли равно? — с горечью сказал Садык.
— А что, если сказать об этом аксакалу или мирабу, наконец?
— Пойти к ним без ничего — пустое дело. Но ведь и нечего нам отдать-то, ни крошки лишней нет…
Оставим этот разговор… Я вырезал для тебя красивую трость, она в доме.
— Спасибо тебе, друг, ты ведь настоящий мастер! Существует ли еще твоя свирель?
— Да, если хочешь, я тебе поиграю.
— Конечно, хочу!
Беседуя, юноши подошли к дому Садыка. Во дворе стоял страшный шум: кричали, ругались, кто-то выкрикивал проклятья.
Во дворе Халим-джан и Садык увидели такую картину: со всех сторон сбежались соседи, отец Садыка сидел на суфе, из раны на голове сочилась кровь, кто-то прикладывал к ней пепел от сожженного войлока. Мать, рыдая, сказала Садыку, что отца жестоко избили у арыка, у ворот мираба.
— Но ведь наша очередь на воду, — изумился Садык.
— Сейчас, сынок, право сильнейших, резко сказал его отец и, увидев Халим-джана, еще резче воскликнул: — Вот слуга этого избил меня и отнял воду!
— Мой слуга? — недоумевая, спросил Халим-джан. — Кто же?..
— Пойдите и сами узнайте! Лучше бы мы жили где-нибудь рядом с нищими, с кафирами, чем с баем…
Халим-джан минуту постоял в нерешительности, потом круто повернулся, выбежал со двора и помчался в свой сад. Садык в это время поливал из кумгана окровавленные руки отца.
— Отец, — сказал он, — Халим-джан — мой друг! Ручаюсь, что он ничего плохого не сделал и не сделает!
— Погоди, сынок, вырастет твой друг и тебя же побьет той самой тростью, которую ты для него вырезал. Не зря народ говорит: волчонок вырастет — непременно волком станет!
Садык в ответ твердил уверенно и упорно:
— Нет, нет, не волк он и волком не будет!
Так препирались отец с сыном. А тем временем кипящий гневом Халим-джан вбежал в свой сад. У ворот стоял фаэтон его дяди Самада, и кучер, набрав ведро воды из полноводного арыка, тщательно мыл его, приводил в порядок.
— Это приехал мой дядя? — спросил Халим-джан.
— Да, ваш дядя… Отдыхает в беседке…
Беседка была сооружена недавно из добротных деревянных досок и походила больше на маленький домик. Ряд миндальных и айвовых деревьев и густые кусты ярко-красных роз скрывали ее от глаз гуляющих в саду, от входа в сад. Эта часть сада у ворот считалась мужской половиной. Женщины, гулявшие по саду, могли быть спокойны: никто их не увидит…
Халим-джан решительно ринулся к беседке. Там сидели Самадходжа и его старший сын, они играли в карты.
Отдавая дань приличиям, Халим-джан вежливо поздоровался, но тут же резко спросил:
— В этом арыке не было воды, откуда же она появилась? Лицо Самадходжи выражало полное недоумение.
— То есть как откуда? Мы приказали слуге, он пошел и пустил. Ты, видно, плохо соображаешь…
— Сегодня очередь отца Садыка, воду должны были они получить. А вы приказали провести воду в этот арык. И ваш слуга исполнил ваше приказание: он не только повернул воду, но еще разбил голову отцу Садыка.