Повесть и рассказы. Компиляция. Книги 1-18
Шрифт:
— Это как глаз за глаз, да, бабушка?
Старая женщина на мгновение замирает. Затем её руки с прежней уверенностью вновь начинают парить над станком.
— Это равновесие, Шарлиз. И мы на страже его. — Медленный деревенский говор на мгновение исчез из речи ткачихи, но тут же снова вернулся. — А теперь смотри: нить красная, что узор ведёт, должна показать, как именно волшба твоя направит силу к цели задуманной...
Лучница провела пальцами по новой нити, вплетённой в её сеть, улыбнулась. «Да, бабушка. Это равновесие. И мы на страже его». Из костяного гребня взяла ещё несколько волос...
...Стремительный бег колеса, веретено, нить, послушно вьющаяся в пальцах. Привычная работа
Её вдруг подняли сзади, заставив беспомощно трепыхнуть ногами в воздухе, прижали к широкой груди. Она попыталась возмущённо вырваться, но больше для порядка, чтобы знал, кто в доме хозяйка. А потом растаяла, точно льдинка по весне, счастливо зажмурилась. Его руки, более сильные, чем её, более грубые. Но оттого лишь ещё более бережные, более терпеливые. И что же он нашёл в дурнушке, да ещё и ведьме, что выбрал из всех красавиц? Пусть говорят — приворожила, она-то знает, как всё было на самом деле!
Шарлиз наконец вывернулась, принесла давно приготовленный узелок с едой.
— Ребёнка покормить не забудь, а то знаю я, как вы на ярмарку ходите! Опять весь день по оружейным рядам прошатаетесь, обо всём остальном забыв напрочь!
— Ну уж покушать мы точно не забудем. Верно, богатырь? Её сын, восседавший на плечах у отца, гордо подтвердил, что нет, покушать он не забудет. Особенно если купят пряник. Её солнышко, её первенец, которому, как шепнула повивальная бабка, быть теперь навсегда её единственным. Шарлиз с фырканьем вытолкала своих мужчин вон, а потом ещё долго стояла, с глупой улыбкой глядя им вслед. Удаляясь вместе в зарождающийся рассвет, они казались единым существом: невероятным, сказочным, бесконечно родным...
Шарлиз завершила последнюю петлю, добавив к узору ещё одну нить и не замечая, как катятся по лицу слёзы. Или это были занесённые ветром под карниз капли дождя? После стольких лет она уже давно забыла, что такое слёзы. Вновь потянулась к гребню...
— ...когда внимание на себя отвлечь хотел, она и растерзала. И мальчонку тоже, куда уж ему от грифона убежать? Что? А, грифон? Самка, молодая совсем. Чёрная, с белыми перьями на груди — таких двух быть не может, они всё больше рыжие да коричневые. Упала с неба, взбесилась и набросилась ни с того ни с сего. Ну, ничего, мы эту тварь выследим...
Шарлиз не знала, как дошла до реки. Не ведала, плакала ли она, или кричала. Не помнила ни одного шага. В себя пришла, лишь когда застыла, впившись в изогнувшуюся над водой иву, невидяще глядя в мерцающее в речной глади отраженье.
Разжать пальцы. Вырваться из кошмарного сна.
И грифон, чёрный, с белыми перьями на груди, будет продолжать бросаться на случайных путников, чем-то не угодивших ему. А ведуньи, что будут ждать своих любимых дома, ничего не смогут поделать. Потому что грифон — изначально волшебное существо. Потому что силы в нём больше, чем любому, даже самому сильному дипломированному магу отмерено на всю жизнь, и ни одна, даже самая умелая, ведунья не сможет увидеть в сплетённых ею сетях, когда окаянная тварь вновь начнёт нападать на невинных людей...
Это — равновесие. И мы на страже его.
Да, бабушка. Теперь я поняла. Глаз за глаз.
Рывком выпрямилась, отталкивая ствол ивы. Разрывая ткань, сорвала с кос платок, и речной поток унёс его. Ведьма не почувствовала боли, когда вырвала клок своих волос, не почувствовала её и когда тонким костяным гребнем до кости вспорола ладонь. Плачущая песня разлилась над водой, а пальцы скручивали магией и кровью первую нить смерти.
Шарлиз ещё некоторое время сидела, укрытая невесомой паутиной, рассеянно водя по ней пальцами. Годы терпения. Годы плетения. Ей потребовалось много времени, чтобы научиться сражаться и убивать, потому что, не неся в себе этих умений, ведьма не смогла бы вложить их в узор. Она вступила в отряд охотников за магическими реликвиями, стала тем, кого с детства научена была презирать, чтобы воплотить в себе и в волшбе ненасытную жадность магических «стервятников». Ей пришлось увидеть кровь, и боль, и смерть, чтобы собрать по крупицам и вплести эти ужасные воспоминания в своё творение. Очень много времени, чтобы из спутанных обрывков родилось причудливое кружево ожившего кошмара. Если была на этом свете по-настоящему чёрная магия, то она, без сомнения, находилась сейчас в руках Шарлиз-ведьмы.
Она нарушила только одно правило: в плетенье до сих пор не было основы. Цели. Потому что для создания этой нити Шарлиз вовсе не собиралась использовать свою собственную смешную силу. О нет! Пятнадцать лет назад грифон украл у неё её жизнь. Теперь пришла пора потребовать долг обратно. Во имя равновесия.
Когда грифониха кинется на неё, ведьма просто набросит на врага сплетённую с таким трудом сеть. И тварь сама, всей своей силой и всем своим безумием, станет основополагающей нитью, той целью, вокруг которой сомкнутся беспощадные когти плетения. Она сильна, эта тварь. Её сил хватит, чтобы заклятье смогло захватить не только её саму, но и всех, кто будет схож с ней в достаточной степени, чтобы притянуть к себе паутину, в спутанную сеть оживших кошмаров и неотвратимой смерти.
Лучница счастливо улыбнулась и, бережно свернув свою сеть, убрала её обратно в кошель. Забилась поглубже под козырёк и, свернувшись калачиком, уснула. Несмотря на холод горной ночи и бесконечный дождь, ей было тепло. Её грела месть.
На плато жил ветер. Он, точно разыгравшийся щенок волкодава, бросался на одинокую путницу, норовил сбить с ног. Шарлиз рычала и отплёвывалась, когда особенно сильный порыв бросал в лицо моросящую мерзость, которую умники называют дождём. Низкие тучи, промозглый холод, и ни одной живой души. Ранняя осень не располагает к прогулкам по высокогорью, но у лучницы не было выбора. Её ждал грифон. Если Шарлиз не поторопится, мосье Ле Топьен опередит её. Пятнадцать лет жизни будут прожиты зря. Она всё отдала для того, чтобы найти чёрную тварь с белыми перьями на груди. Стала такой же, как и ребята Жана. Купалась в грязи и в крови. Совершала то, в чём боится признаться даже себе. От неё отрёкся род, сёстры по силе произносят её имя, передёргиваясь от отвращения. И отступить сейчас, когда до цели осталось каких-то жалких четыре шага?! После того как она из года в год по крупицам собирала скудные сведения о грифонах, выходила на след, настигала, теряла и вновь искала?! После того как она долгими бессонными ночами вглядывалась в безучастное звёздное небо, не в силах заплакать?!
У неё забрали жизнь и любовь. Мечтая о встрече с врагом, Шарлиз прошла сотни лиг, желая лишь одного — восстановить равновесие. Глаз за глаз. Но тварь исчезла. Словно в воду канула. Никто не видел и не слышал про чёрную грифониху. И вот спустя столько лет она объявилась в угрюмых горах, на дальней границе королевства, и... всё повторилось. Чудовище уничтожило купеческий караван, на свою беду, проходивший через перевал Воющих Душ. Любой, кто оказывался поблизости от гнезда, рисковал головой. Ранее оживлённый тракт оказался заброшен, а слухи достигли ушей охотников за магическими реликвиями.
И вызвали настоящую бурю. Редко какое волшебное существо ценилось магами так, как грифоны. Кровь проклятых тварей считалась одним из самых мощных эликсиров силы и была панацеей от всех болезней, включая смертельные раны. Кости и жилы, не говоря уже о когтях и клювах, использовались для изготовления амулетов. Но самыми дорогими были перья. Из них создавали крылья, которые позволяли человеку парить в воздухе, подобно птице, и которыми была экипирована знаменитая Королевская Летучая Гвардия. Стоит ли удивляться, что всякие Жаны и мосье Ле Топьены слетались к гнёздам гигантских хищников подобно настоящим стервятникам? Платили за тушу убитого грифона достаточно, чтобы любой риск показался пустяковым.