Повесть о Демидке и медной копейке
Шрифт:
— Помнишь, тять, я человека возле нашей избы видел, Евлампием показался?
— А ведь и верно…
Принялся Ивашка Мартынов все события последних дней вслух вспоминать. Демидка то и дело своё слово вставляет. Припомнили, как Евлампий к дядьке Степану приходил. Рассказал про Сычовы намерения. Тогда ещё подумал Демидкин отец: с чего бы?
Теперь ясно стало. На побег толкал. Чёрное своё дело хотел на другого свалить.
Стоит Ивашка Мартынов сам не свой. Мысли путаются.
Заторопился:
— Собираться надо, Демид. Едем…
Принялся Лешака запрягать — руки не слушаются.
— Куда поедешь-то? — спросил дядька Михайла.
— Свет велик…
— Оставайся уж… Пропадёшь один. Без денег ведь…
Обернулся отец, кольнул:
— На награбленное проживу. Сам сказывал: поболе ста рублей из боярского дома унёс…
— Не поминай, Иван. Такое услышать, у кого хочешь вера пошатнётся. Хуже уезжать-то. Москва — город большой. Затеряешься, словно травинка сухая в стоге сена. В любом другом месте приметнее будешь.
Тётка Марья есть позвала.
Невесело прошёл ужин. Дядька Михайла с Демидкиным отцом словом не перебросились. Демидка всё думал: что ж теперь с ними будет? Один только Андрейка точно на иголках сидел. Шутка сказать, какую тайну узнал!
Потащил после ужина Демидку за баню:
— Расскажи!
— Чего рассказывать… — начал Демидка неохотно. А потом помаленьку разошёлся.
Андрюшка глазами хлопает:
— Ух ты! А дальше-то что? Я б ему…
— Только ты про всё это молчок! — предупредил Демидка.
— Могила! — пообещал Андрюшка.
Спать Демидку уложили на пол. С одного бока Андрюшка, с другого — отец. Жестко и непривычно Демидке. Однако быстро уснул. Не слышал, как ворочался отец, как встал и, осторожно ступая босыми ногами, вышел во двор.
Тоска щемила сердце Ивашки Мартынова. Тяжело легло на плечи чужое преступление. Чужое! Да поди докажи, что оно чужое! И того не ведал Ивашка, что придётся ему скоро самому провиниться против государева слова, царского указа…
На Пожаре
Утром выбежал во двор Демидка. Лешак запряженный мокрыми губами шевелит. Отец в телегу сенца подкидывает. Возле отца дядька Михайла.
— Оно вроде и опаски большой нет. А погодил бы ты, Иван, на люди ехать.
— Не таракан я, Михайла, — отозвался отец, — у тебя за печью прятаться. Съестного добывать надо. Не век на чужой шее сидеть.
— Ноне на моей шее долго не усидишь, — с горечью сказал дядька Михайла. — Сам видишь…
— Больно тонка, погляжу, у мужика шея стала, — вздохнул Демидкин отец.
— Куда ты? —
— На Пожар! — ответил Андрюшка, который и про Демидкиного отца, казалось, знал больше, чем сам Демидка.
У Демидки дух захватило:
— А что горит-то?
— Ох-ох-о! Умру от смеха! Гринька, Митька! — позвал Андрюшка братишек. — Я ему говорю: дядька его чегой-то там продать на Пожаре собирается. А он и спрашивает: «А что горит?» Вот потеха!
Гринька с Митькой тоже за животы схватились.
Обиделся Демидка.
— Больно умны!
Под ноги себе плюнул и отвернулся к отцу.
— Не серчай! — миролюбиво сказал Андрюшка. — Пожаром у нас площадь называется, что против Кремля. Там и есть главная московская торговля. Понял? А ты: «Где горит?» — Андрюшка опять не выдержал, фыркнул.
Слушает Демидка и не знает: верить или нет. Больно уж чудное название у площади…
— Чего её так кличут-то? — спросил осторожно, чтобы опять не попасть впросак.
— Пожары на ней часто бывают. Кто огонь обронит — заполыхало, держись только! А ещё её Красной зовут, потому что красивая…
Захотелось Демидке на ту площадь поглядеть. Потянул отца за рукав.
— Можно с тобой?
Хоть неспокойно было на душе у Ивашки Мартынова: мало ли какие встречи ждут в большом городе, не устоял против жалобливых глаз:
— Да уж куда мне без тебя… Пропаду…
Демидка аж через голову перекувыркнулся.
Отправились вчетвером: Ивашка Мартынов, дядька Михайла и Демидка с Андрюшкой.
Не близкий путь был от стрелецкой слободы до площади с чудным названием — Пожар. Однако Демидка того пути не заметил. Очень любопытно всё было кругом. То в нарядной упряжке проскачет боярин. Народ, словно горох, — врассыпную. Замешкаешься — боярские слуги враз плетью огреют. То человек попадётся так чудно одетый, что только рот раскроешь. Андрюшка растолковывает — иноземец. Но больше всего глядит Демидка туда, где на холме за красными зубчатыми стенами поднимаются терема, палаты да церкви. От Андрюшки знает — там, в Кремле, живёт сам царь-государь Алексей Михайлович.
Спрашивает Демидка у Андрюшки шёпотом:
— Ты его видел?
Андрюшка сразу смекает, про кого речь, и солидно отвечает:
— Видел!
— Поди, хорошо разглядел, да?
Очень хочется Демидке, чтобы Андрюшка про царя рассказал поболее.
Андрюшка вздыхает:
— Нешто его разглядишь? Как карета едет — не зевай! — носом в землю кланяйся. Слуги у него посердитей боярских. Кнутом жиганут — век помнить будешь. Не кто-нибудь — царь!
— Царь! — шёпотом отзывается Демидка.