Повесть о доме Тайра
Шрифт:
А ведь известно, что жрецы Инь-Ян строго соблюдают все ритуалы, даже походка у них особая, и вдруг такое странное происшествие! В то время ему не придали значения, но потом не раз вспоминали. И в самом деле, было над чем призадуматься, невольно сопоставляя в уме цепь дурных предзнаменований!
5
Воздвижение пагоды
Теперь, когда подтвердилась сила молитв, объявили награды храмам, в которых совершалось богослужение. Настоятелю храма Добра и Мира, Ниннадзи, в Омуро, преподобному Сюкаку, принцу крови, было обещано заново отстроить Восточный храм, Тодзи, и сверх того даровано право отправлять три службы – семидневное молебствие [279] об охране
279
Семидневное молебствие совершалось после окончания новогодних празднеств, также длившихся в течение недели.
280
Дайгэнсуй (санскр. Атавика, Атавака) – божество, воспринятое буддизмом из индуистских верований, повелитель демонов, избавляющий страну от военных бедствий, охраняющий покой государства и народа. Так же, как бог Фудо, – один из Пяти светлых царей (яп. «мёо»), грозных богов – защитников буддизма.
281
Обряд Окропления главы (санскр. Абхишакана) – один из важнейших обрядов буддизма Махаяны, знаменующий вступление на путь Будды, приобщение к монашеству. В Древней Индии этот обряд первоначально совершался при вступлении царя на трон.
Несколько дней спустя государыня вернулась из Рокухары во дворец. С тех самых пор, как дочь стала императрицей, Правитель-инок и его супруга только и мечтали: «Ах, если бы у нее родился сын! Он станет императором, и нас будут почитать как деда и бабку государя с материнской стороны!» И вот, решив молить об этом богиню, обитающую в храме Ицукусима, что в краю Аки, которой они издавна поклонялись, стали они каждый месяц ездить туда на богомолье – и в скором времени государыня понесла, и младенец, как они того и просили, родился мужеска пола.
Если же спросить, отчего Тайра стали почитать богиню в Ицукусиме, то ответ гласит:
В царствование императора Тобы, когда князь Киёмори был еще всего лишь правителем земли Аки, решил он своим иждивением заново отстроить Великую пагоду в монастыре на священной вершине Коя: под присмотром его помощника Ёрикаты работы длились шесть лет. Когда постройка была закончена, Киёмори сам поднялся на святую вершину Коя и молился перед Великой пагодой. Затем он прошел во Внутренний храм, где покоится прах великого учителя Кобо, и тут, явившись неизвестно откуда, внезапно вышел к нему престарелый священник; брови его, казалось, осыпал иней, волны морщин избороздили чело. Опираясь на посох с раздвоенной рукоятью из оленьего рога, обратился он к Киёмори:
– С древних времен и поныне на этой горе исповедуют вероучение Сингон, и слава его не меркнет. Во всей нашей стране нет второй такой священной вершины! Великая пагода наконец отстроена заново. В Ицукусиме, что в краю Аки, и в Кэи, в краю Этидзэн, тоже имеются храмы, где явил себя дух великого бодхисатвы Дайнити, но в Кэи храм процветает, а в Ицукусиме так захирел, что, можно сказать, и вовсе не существует. Внемли же моим словам, восстанови этот храм! Отстрой его заново, и никто не сравнится с тобой в стремительном
«Нет, то не простой смертный! То был сам великий учитель Кобо!» – с благоговением подумал князь Киёмори и, дабы оставить память о себе в бренном мире, решил украсить Главный храм монастыря Коя мандалой. Западную мандалу поручили рисовать Дзёмё, художнику из монахов. «Восточную мандалу нарисую я сам!» – распорядился Киёмори и написал ее собственноручно. При этом – отчего и зачем, кто знает? – драгоценный венчик вокруг головы будды Амиды, восседающего в чаше красного лотоса, он написал кровью, взятой из собственной головы.
Возвратившись в столицу, он поведал государю Го-Сиракаве о чудесном явлении старца, и государь чрезвычайно умилился, внимая его рассказу. И снова продлили Киёмори срок управления краем Аки, и он смог заново отстроить также и храм в Ицукусиме. Он перестроил большие ворота Птичий Насест, Тории, заново воздвиг все храмовые строения и обнес их галереей длиной в сто восемьдесят кэн. Когда работы были закончены, Киёмори приехал на моление в Ицукусиму и молился там всю ночь напролет; когда же он задремал, во сне предстал перед ним юноша-небожитель и возгласил: «Я – посланец великой богини Ицукусимы. Возьми это оружие! С его помощью ты утвердишь в стране мир, будешь охранять ее пределы и защищать императорский дом!» С этими словами он подал Киёмори короткую, украшенную серебром алебарду. Когда же Киёмори проснулся, то увидел, что у его изголовья и в самом деле стоит прислоненная к стене алебарда.
И было тогда предсказание – оракул великой богини возвестил: «Помни мое повеление, переданное устами старца на горе Коя! Знай же, если будешь творить дела неправедные, не будет счастья твоим потомкам!»
Поистине святое знамение!
6
Райго
В царствование императора Сиракавы супругой его стала Ясуко, дочь канцлера Мородзанэ; звали ее государыня Кэнси – Дочь Мудреца, и государь души в ней не чаял. Желая, чтобы наследник престола был рожден именно этой его супругой, он призвал из обители Миидэра, Трех Источников, монаха Райго, о котором молва твердила, что молитвы его обладают чудесной силой, и повелел:
– Помолись, чтобы государыня родила сына, и, если молитва твоя исполнится, проси в награду что хочешь!
– Это нетрудное поручение, – ответил монах, возвратился в обитель Миидэра и сто дней кряду молил ревностно и усердно.
И в самом деле, не прошло и ста дней, как государыня понесла и в положенный срок, на шестнадцатый день одиннадцатой луны 1-го года Дзёхо, благополучно родила сына. Государь обрадовался необычайно, призвал Райго и спросил:
– Ну, каково же твое желание?
– Пусть в монастыре Миидэра воздвигнут алтарь новообращенных, вступающих в лоно святого учения Будды! – ответил тот.
– Весьма неожиданное желание! – воскликнул государь. – А я-то думал, ты попросишь пожаловать тебе высокий духовный сан или что-нибудь в этом роде… Я просил о рождении принца, дабы передать ему трон единственно для того, чтобы в стране воцарился покой и мир. Если же ныне я исполню твою просьбу, обидятся монахи Святой горы и в мире снова возникнет смута. Между вашими монастырями начнется распря, и вероучение Тэндай придет в упадок! – И государь отказал монаху.
Разгневанный Райго возвратился в обитель Миидэра и решил уморить себя голодом. Пораженный этим известием, государь призвал Масафусу Оэ – в то времена правителя земли Мимисака – и сказал:
– Я слыхал, что Райго – твой духовный наставник, стало быть, вас связывают тесные узы. Ступай к нему и постарайся как-нибудь его успокоить!
Повинуясь высочайшему приказанию, правитель земли Мимисака отправился в келью Райго и передал все, что повелел государь. Райго, запершись в самой заброшенной, прокопченной курениями часовне монастыря, отвечал ему, не выходя из часовни, и голос его был страшен: