Повесть о Габрокоме и Антии

Перевод с древнегреческого С.Поляковой и И. Феленковской

Вступительная статья и примечанияС. Поляковой

КСЕНОФОНТ ЭФЕССКИЙ И ЕГО РОМАН

Второй век новей эры—время создания романа Ксенофонта Эфесского—был эпохой римского владычества над греческими стра­нами; низведенные до положения провинций, они во всех отноше­ниях занимали подчиненное положение. Однако Малая Азия по сравнению с материковой Грецией переживала даже известный подъем, одним из свидетельств которого является оживление там культурной жизни. Наряду с литературным течением, находившим официальное признание и даже поддержку Рима, широко развива­лась повествовательная

проза, по своим идейным устремлениям и художественным тенденциям резко отличавшаяся от господствовав­шего направления и обращенная к сравнительно более широким, демократическим слоям населения. Этим объясняется то особое положение, которое она занимала в свое время и в более позднюю эпоху. Представители господствующей культуры, писатели и уче­ные, свысока относились к ней, не цитировали ее, не интересова­лись ею, не собирали сведений об ее авторах. Поэтому мы почти ничего не знаем о многочисленных представителях этой повество­вательной прозы, самые их имена далеко не всегда достоверны, даже жанры, в которых они писали, не получили наименования. Все то, что до нас дошло, уцелело по воле случая и вопреки стремле­нию тех древних ученых, которые заботились только о сохранности памятников, казавшихся им образцовыми. Характерно в этой связи, что жанр, представленный "Повестью о Габрокоме и Антии" Ксенофонта Эфесского, хотя мы располагаем целым рядом аналогич­ных произведений, не получил в древности наименования, и мы принуждены обозначать его позднейщим, неантичным термином "роман".

"Любовным романом" в античной литературе принято называть прозаическое произведение со строго определенным сюжетом. Схе­ма его такова: необычайной красоты юноша и девушка до того, как они познакомились, не только не знали любви, но относились к ней враждебно; однако после первой встречи они влюбляются друг в друга, и, так как жизнь врозь для них более невозможна, происходит свадьба, или помолвка, пли, наконец, совместное бегство. Но едва герои соединились, как наступает разлука, вызванная враждебностью божества—Эрота, Афродиты или Тюхе-Судьбы—и обрекающая их на всевозможные приключения в поисках друг дру­га. Блуждая из страны в страну, из города в город, они подверга­ются самым невероятным опаностям, которые также предусмотрены сюжетной схемой: пленение пиратами или разбойниками, мнимая смерть (летаргический сон), всевозможные пыткн, рабство, морские бури, покушения на верность любящих. После долгих скитаний и горестей герои в финале романа находят друг друга и счастливо соединяются для совместной супружеской жизни или заключают брач­ный союз, если прежде это встречало препятствия. В основе обще­го всем романам, заданного сюжета с его центральными момен­тами—разлукой, поисками, мнимой смертью и нахождением—лежит одна из самых распространенных мифологических схем—биогра­фия божеств плодородия, переживавших смерти и воскресения, похищавшихся и отыскивавшихся вновь. В этом сказываются проч­ные связи романа с фольклорно-мифологнческой почвой, на кото­рой выросла греческая литература.

Общая схема сюжета разными авторами осмыслялась по-разному (как по-разному осмыслялся трагиками один и тот же миф), так что каждый образчик этого жанра имел свое индивидуальное лицо, обладая вместе с тем и чертами фамильного сходства. Отно­сительно автора одного из ранних греческих романов, Кссиофоита Эфесского, мы не располагаем почти никакими данными. Возможно, что самое его имя было, подобно именам других романистов, псев­донимом, который должен был вызвать в памяти наивное изящество стиля знаменитого историка Ксенофонта или его умение рассказы­вать любовные истории типа новеллы об Абрадате и Панфее, включенной в "Киропедию". С большой долей вероятности можно думать, что родиной автора "Повести..." был Эфес, ибо Ксенофонт описывает эфесские обряды и сообщает множество отдельных де­талей, связанных с этим городом, так, как это может делать толь­ко очевидец. Судя по отсутствию в романе прямых цитат и лите­ратурных реминисценций, по скупому использованию мифологии и по ряду географических ошибок автора, Ксенофонт не получил систематического образования, а это дает основание думать, что он был выходцем из тех же широких слоев населения, к которым об­ращал свою книгу. Годы рождения и смерти Ксенофонта тоже не­известны. Лишь весьма приблизительно мы можем датировать его роман. Папирусных фрагментов "Повести о Габрокоме и Антии", которые помогли бы установить время создания романа, пока не найдено, а самый материал повествования почти не дает возмож­ностей для хронологических заключений. Однако, сопоставляя не­многочисленные места, позволяющие сделать определенные истори­ческие выводы, можно предположить, что роман возник во II веке н. э.

Как показало изучение текста, роман Ксенофонта не дошел до нас. в своем первоначальном виде, а подвергся сокращению. Во времена поздней античности было принято для удобства читателей сокращать более значительные по объему книги, создавая своеоб­разные карманные издания. В подобных целях чья-то рука по­трудилась над текстом Ксенофонта; следствием ее работы явились отдельные несообразности и несогласованности в сюжете. Следы некоторых персонажей и событий, о которых прежде упоминалось, затем бесследно теряются; такова участь пророчества, забытого впоследствии, или персонажей типа старухи Хрисион. Подчас опус­каются важные в общей цепи событий посредствующие звенья; в результате этого для читателя остается, например, загадкой, как Габроком попал из Мазаки в Таре или зачем ему понадобилось искать Антию в Италии. Об изменениях в первоначальном тексте говорит и стилистическая неоднородность некоторых сходных по содержанию сцен: так история любви Манто к Габрокому написана обстоятельно и изящно, а сюжетно параллельный ей рассказ, посвященный любви Кюно к герою, своей сухостью и художест­венной безликостью напоминает конспект. Не исключена возмож­ность, что один папирусный фрагмент II—III веков н. э, упомина­ющий знакомые по Ксенофонту имена Антии и Евдокса, представ­ляет собою часть утраченной ныне полной версии "Повести..." Однако он столь отрывочен, что не может дать основания для каких бы то ни было выводов... Но и в том виде, в каком роман дошел до нас, он все же позволяет вынести некоторое общее суждение об идейных задачах и художественной манере Ксенофонта.

Выдвигая свои социальные идеалы, автор главное внимание уде­ляет семейным отношениям и проблеме поведения человека в частной жизни, а тем самым — критике господствующей морали. Обострение интереса к частной жизни связано с отрывом челове­ка от государства, зашедшим особенно далеко в период римского владычества. Общественная деятельность грека той эпохи была све­дена римлянами к минимуму: греческие города лишены независи­мости, политическая жизнь в них заглохла, преследуются самые невинные союзы и общества, гражданам запрещено носить оружие. Завоеватели делали все для того, чтобы грек утратил сознание Своей социальной значимости и из гражданина превратился в обы­вателя. Это вынуждало человека противопоставлять себя государ­ству, замыкаться в тесном кругу близких ему людей и в них ис­кать опору. Роман Ксенофонта утверждал для опустошенного и вз­битого из колеи читателя наличие новых, доступных ему ценностей — самоотверженной любви, верной дружбы и, в известной мере, па­дежной религии. Он показывал читателю такой нравственный обра­зец (сразу подчеркнем, что автор рисовал желаемую, а не реаль­ную картину социальной жизни), следуя которому, можно было кайтн пути примирения с жизнью, возрождал почти совсем утра­ченную веру в человека. В период всеобщей апатии и деморали­зации[1] взгляды и идеалы Ксенофонта, представляющиеся наивны­ми человеку нового времени, свидетельствовали о подлинном Гуманизме и моральной стойкости.

Самой важной, самой бесспорной из этих новых ценностей бы­ла для Ксенофонта любовь. Она выше даже веры в богов, которая служит постоянной поддержкой его героям. В качестве идеала пи­сатель изображает брачные отношения, счастливый союз социально равных людей, основанный на глубоком чувстве взаимной любви.. Для того чтобы в достаточной мере оценить смелость этой идеи Ксенофонта, необходимо ясно представить себе характер греческой семьи того времени. Основой брака была не супружеская любовь,— она совсем не принималась в расчет,—а экономические интересы сторон. В жертву им приносились желания будущих супругов, в особенности—женщины, которая была полностью подчинена мужу; продолжение рода составляло, в связи с необходимостью передачи имущества наследникам, основную цель брака. Отсутствие взаимной склонности делало супругов чуждыми друг другу и вело к обоюд­ным изменам. Вопреки всему этому Ксенофонт изображает брак, в котором супругов связывает не материальный расчет, а только сила любви; не деторождение, а любовь — вот цель такого брач­ного союза. Поэтому автор рисует только бездетные супруже­ские пары — Габрокома и Литию, Левкона и Роду, Эгиалея и Телксиною.

Чувство любви в изображении Ксенофонта резко отлично от обычного плотского эроса древних; оно предполагает, во-первых, взаимность любви и, во-вторых, .знает такую степень интенсивно­сти и продолжительности, при которых необладание и разлука представляются обеим сторонам великим, если не величайшим не­счастьем; они идут на большой риск, вплоть до того, что ставят на карту свою жизнь, чтобы только .обладать друг другом, что в древности бывало разве только в случаях нарушения супружеской верности. Необычайной интенсивности влечение героев романа друг к другу не является преувеличением литературного вымысла, а отражает новый для античного человека, глубокий и сложный мир чувств.

Никогда до появления греческого романа супружеская любовь не раскрывалась столь полно и всесторонне. Особенно ясно это видно при сравнении уже упоминавшейся новеллы Ксенофонта Афинского об Абрадате и Панфее с романом его младшего сои­менника. При почти полном совпадении сюжетов рассказ об Абра­дате и Панфее, подобно мифу, лишен самого главного—психоло­гического обоснования, раскрытия особенностей любовного чувства. Мотивы поведения Панфеи, сохраняющей во время плена верность супругу и соглашающейся умереть вместе с ним, связаны с архаи­ческими представлениями о жене как неотъемлемой собственности мужа. К подобным же выводам приводит сопоставление произведе­ния Ксенофонта Эфесского с комедиями Менандра.

Необычность любви-героев подчеркнута фоном, на котором она показана: герои проходят через самые невероятные приключения, попадают в экзотические страны (Египет, Эфиопия). Показательно, чго сам автор настойчиво обращает внимание читателя на это об­стоятельство: Габроком и Антия считают пережитое ими необы­чайными и удивительными приключениями", .повестью, которой никто, пожалуй, не поверит". Разумеется, жена в этом идеальном браке равноправна с мужем и выступает духовно близкой ему под­ругой и спутницей. В нарисованной Ксенофонтом картине брачных отношений программна каждая деталь: перед глазами читателя встает тот высоким этический идеал, которому надо следовать, та­кие отношения между супругами, какими они должны быть в противовес реально существующим. Счастливой развязкой романа автор подподчл читателя к мысли, что стойкость человека в борьбе ?а свое счастье способна одолеть все преграды, что истинная любовь супругов является надежным оплотом в жизни. Эта центральная мысль с различными ее оттенками раскрывается на примере трех супружеских пар.

Главные герои романа—Габроком и Антия—идеальные супру­ги. Они соединились по любви, считая брак единственно возможной для себя формой любовной связи. Сила их взаимной привязанности столь велика, что они идут на тяжелые муки и лишения, готовы пожертвовать жизнью, лишь бы только сохранить верность друг другу. Рассказывая о своих главных героях, Ксенофонт полемизи­ровал с популярным в его время тезисом стоической философии о непротивлении судьбе. Смирение перед роком рассматривалось стоиками как добродетель. Естественно, что автор с его верой в силу человеческой личности и не совсем еще утраченным оптимиз­мом не мог сочувствовать этому стоическому взгляду. Уже самая завязка романа утверждает активность человека. Родители Антии и Габрокома, получив предсказание оракула об ожидающих их де­тей тяжелых испытаниях—плене, рабстве, скитаниях,—приходят к ре­шению смягчить, насколько возможно, суровость пророчества и соединить молодых людей браком, словно и это повелел им бог. Точно так же поступают затем и молодые люди: вместо того что­бы покорно ожидать наступления предсказанных бедствий, они— хотя оракул и не требовал их отъезда из Эфеса—покидают роди­тельский дом, тоже для того, чтобы .смягчить этим суровость про­рочества". Вся история с оракулом недостаточно убедительно мо­тивирована (очевидно, в результате сокращения романа), но, как бы то пи было, представители и старшего и младшего поколений пытались, пусть наивно и робко, вступить в борьбу с судьбой. Та­кое активное отношение к преследующим их несчастьям Габроком и Антня сохраняют на протяжении всего повествования, не отвер­гая при этом даже столь решительных средств борьбы, как оружие. Полемика со стоической философией этим не ограничивается. В романе есть несколько мест, где принципы стоиков иронически обыгрываются: либо они тут же опровергаются самим ходом пове­ствования, либо вкладываются в уста отрицательных героев и тем самым лишаются всякой убедительности.