Повесть о Габрокоме и Антии

Ксенофонт Эфесский

Между тем Апсирт, узнав, что Коримб вернулся с богатой добычей, пришел в свое поместье. Увидев Габ­рокома и Антию, он был поражен красотой обоих и тут же потребовал их себе, рассчитывая на большую прибыль. А все остальное—имущество, деньги и жен­щин, которые были захвачены в плен,—он разделил между людьми Коримба. Евксин и Коримб с большой неохотой и лишь по необходимости уступили Габроко­ма и Антию. Они ушли ни с чем, а Апсирт, взяв мо­лодых людей и двух рабов, Левкона и Роду, отпра­вился в Тир. По пути в город Габроком и Антия при­влекали восторженные взгляды встречных; здешние варвары, никогда не видавшие такой красоты, решили, что перед ними боги, и прославляли Апсирта, владель­ца столь красивых рабов. Приведя Габрокома и Антию к себе домой, Апсирт передает

молодых людей верному рабу и приказывает заботиться о них, надеясь полу­чить хорошую прибыль, если продаст пленников за настоящую цену.

3. Вот что со всеми сталось.

Через несколько дней Апсирт по каким-то торговым делам уехал в Сирию; тем временем его дочь Манто влюбилась в Габрокома. Она уже годилась в невесты и была хороша собой, но, разумеется, не могла сравнить­ся с Антией. Постоянно встречаясь с юношей, Манто пленяется им все сильнее, не может побороть свою страсть и сама не знает, что делать. Она не осмели­валась открыться Габрокому, ибо знала, что у него есть жена, и не надеялась поэтому добиться его любви; не смела она также признаться домашним—из страха перед отцом. Поэтому она еще сильнее пылала, стра­дая любовной болезнью. Не в силах дольше молчать, она решила поверить свою любовь рабыне Антии—Ро­де, своей сверстнице, молодой девушке; только Рода, думала она, сумеет ей помочь. Выбрав подходящее время, Манто подводит девушку к домашнему жертвен­нику: она молит не выдавать ее, заставляет поклясть­ся в этом, открывает свою страсть к Габрокому, про­сит о помощи и сулит щедрые подарки. "Помни,—гово­рит она,—что ты моя рабыня, и знай, что тебе придется испытать гнев варварки и оскорбленной женщины".

С этими словами она отпустила Роду. А та была в смятении: любя Антию, она не хотела рассказать Габрокому о страсти Манто, но в то же время страшилась необузданности своей новой госпожи. Лучшим выхо­дом она сочла посоветоваться обо всем с Левконом; с ним она была связана любовью—они были неразлучны еще в Эфесе. Застав его одного: "О Левкон,—восклик­нула Рода,—теперь мы совсем погибли. Больше мы не увидим Габрокома и Антию: знаешь, дочь Апсирта лю­бит его страстной любовью и грозит, если не добьется своего, жестоко расправиться с нами. Подумай, как нам быть. Отговаривать эту варварку бесполезно, а разлучить Габрокома с Антией немыслимо". Левкон, предчувствуя беду, залился слезами, но потом овладел собой и сказал: "Молчи, Рода, я все беру на себя".

4. Успокоив Роду, он идет к Габрокому. А тот только и делал, что целовал Антию или радовался ее поцелуям, говорил ей нежные слова или слушал ее речи. Левкон подошел к ним и сказал: "Как нам быть? Что нам делать, жалким рабам? Ты понравился моло­дой госпоже, Габроком; дочь Апсирта одержима стра­стью к тебе, а спорить с влюбленной женщиной и к тому же варваркой—опасно. Подумай обо всем этом и постарайся спасти нас от ярости Манто". Габроком раз­гневался на эти слова и, с презрением глядя на Лев- копа, ответил: "Бессовестный ты человек, Левкои! Ты еще больший варвар, чем эти финикийцы. Как ты по­смел рассказать мне о таких вещах, как дерзнул при Антии говорить о другой женщине. Пусть я раб, но я верен клятвам. Эти варвары имеют власть над моим телом, но душа моя осталась свободной. Манто может грозиться, чем хочет—мечом, плетьми, кострами, всеми рабскими пытками, —все равно я добровольно не со­глашусь нанести оскорбление моей Антии".

Пока он говорил, Антия лежала, онемев от горя, и не могла вымолвить слова. С трудом пришла она, на­конец, в себя и сказала: "Я чувствую твое великоду­шие, Габроком, и верю, что ты меня любишь, но молю, господин моей души, не обрекай себя на муки, уступи страсти Манто, а я уйду с вашей дороги и убью себя. Только об одном прошу—схорони меня сам, поцелуй на прощание и помни о своей Антии".

Ввергнутый ее словами в неутешное отчаяние, Габ­роком не понимал, что с ним происходит.

5. Вот что сталось с Габрокомом и Антией.

А Манто, видя, что Рода медлит, теряет над собой власть и пишет Габрокому письмо.

"Прекрасному "Габрокому шлет привет его госпожа. Манто любит тебя и не в силах дольше молчать. Быть может, это не подобает девушке, но простительно влюбленной. Молю, не отвергай меня, не презирай ту, которая только о тебе и думает. Если ты согласишься, я упрошу отца моего Апсирта соединить нас браком, а от твоей теперешней жены мы сумеем избавиться; тогда ты станешь богатым и счастливым. А если бу­дешь противиться, подумай, что тебе придется пере­нести от оскорбленной и мстительной женщины, что испытают твои друзья, мирволящие твоей надменности".

Запечатав это письмо, Манто отдает его одной из своих верных служанок и велит отнести Габрокому. А тот читает послание и негодует, в особенности печалит его то, что касается Антии. Таблички Манто он остав­ляет у себя, а на других пишет ответ и отдает слу­жанке. Написал он так: "Госпожа, делай, что хочешь— я твой раб: хочешь меня убить—я повинуюсь, хочешь пытать—пытай, как угодно, но взойти на твое ложе я не желаю и никогда не подчинюсь такому приказу".

Получив это письмо, Манто приходит в ярость; сне­даемая сразу и завистью, и ревностью, и печалью, и страхом, она задумывает отомстить надменному юноше. В это время из Сирии возвращается Апсирт в сопро­вождении человека по имени Мирид, которого он про­чил дочери в женихи. Не успел отец войти в дом, кг.к Манто стала строить против Габрокома козни: она рас­трепала волосы, разорвала на себе одежду и в та­ком виде выбежала навстречу Апсирту. Припав к его ногам, она воскликнула: "Сжалься, отец, над своей дочерью, оскорбленной низким рабом. Ведь твой цело­мудренный Габроком пытался похитить мою девственность; злоумышлял он и против тебя,—ведь он гово­рил, что любит меня. Накажи его по заслугам за столь великую дерзость, а если ты вздумаешь выдать свою дочь за раба, то знай, что я покончу с собой раньше, чем это случится".

6. Апсирт решил, что она говорит правду, и не стал разбираться в этом деле. Он сразу призвал к себе Габ­рокома. "Дерзкий и подлый раб,— воскликнул он гнев­но,—ты посмел оскорбить своих господ и пытался обес­честить девушку. Но теперь тебе непоздоровится— я тебя так проучу, что это всем послужит хорошим уроком".

Сказав так, Апсирт не пожелал больше ничего слу­шать; он приказал слугам разорвать на Габрокоме одежду, развести огонь, принести плети и стегать юно­шу. Жалостное это было зрелище: побои изуродовали тело Габрокома, непривычное к рабским пыткам, из ран струилась кровь и красота его увяла. Мало того, Апсирт велел его накрепко связать и мучил огнем и другими жестокими пытками: он хотел показать жени­ху своей дочери, что его невеста целомудренная де­вушка.

Антия видит муки Габрокома, в отчаянии припадает к коленям Апсирта и просит его сжалиться. Он же в ответ: "Ради тебя я покараю его еще сильнее, потому что и ты им оскорблена,—женатый, он смеет любить другую!" С этими словами Апсирт велел сковать Габ­рокома и запереть в темницу.

7. И вот Габроком по приказанию Апсирта скован и брошен в тюрьму. Его охватывает глубокая тоска, главным образом из-за разлуки с Антией. Юноша стал искать способа покончить с собой, но не мог ничего сделать, так как за ним был неусыпный надзор. Апсирт тем временем справлял свадьбу дочери и веселился много дней подряд. Исполненная печали Антия, как только ей удавалось подкупить стражу, тайно прохо­дила к Габрокому и горько оплакивала его судьбу.

Наконец, молодые собрались в Сирию. Апсирт от­пускал дочь с богатыми подарками—он дал ей много дорогих вавилонских одежд, щедро наделил золотом и серебром, подарил и рабов—Антию, Роду и Левкона. Как только Антия узнала, что ей придется вместе с Манто отправиться в Сирию, она проникла в темницу и, обняв Габрокома, сказала: "Супруг мой, Апсирт от­дал меня дочери, я должна ехать в Сирию и подчи­ниться власти ревнивой Манто. Ты же остаешься здесь, в темнице, ждать горестной смерти, и даже схоронить тебя будет некому. Но клянусь охраняющими нас бо­гами, любимый, я твоя и в жизни и в смерти". С эти­ми словами она целовала Габрокома и обнимала и, лежа у его ног, прижимала к губам тяжелые оковы.