Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 2
Шрифт:
На самом же деле произошло вот что: министр еще с вечера спрятал в ее покоях изрядное количество светлячков, завернув их в полу занавеса, и теперь с самым невинным видом, притворившись, что поправляет занавес…
Светлячки засверкали неожиданно ярко, и из темноты возник прелестный профиль девушки, в испуге прикрывающей лицо веером.
Министр рассчитывал, что внезапно вспыхнувший свет неизбежно привлечет взор принца. «До сих пор его внимание к ней объяснялось тем, что она считается моей дочерью, – думал он, – вряд ли он представляет себе, сколь совершенна ее красота. Почему бы мне не помучить немного этого неисправимого ветреника?»
Право, нельзя не попенять ему за легкомыслие! Ведь будь девушка его родной дочерью, он и помыслить бы не
Принц примерно представлял себе, где может сидеть девушка, но в какой-то миг понял, что она гораздо ближе, чем ему казалось сначала. С трепещущим от волнения сердцем вглядывался он в прорези великолепного занавеса из тонкой ткани, как вдруг недалеко от него что-то засветилось и восхитительное зрелище представилось взору. Еще мгновение – и свет погас, а чудесное видение исчезло. Однако в сердце принца вспыхнула надежда. К тому же, как ни тускл был свет, его оказалось довольно, чтобы разглядеть стройную фигуру лежащей девушки, и она превзошла все ожидания принца. Он почувствовал, что никогда не сможет забыть ее, – словом, вышло совершенно так, как замышлял Гэндзи.
– Молчит светлячокО чувствах своих, но в сердце Яркий огонь.И сколько ты ни старайся, Не сможешь его погасить.О, поняли ли вы?.. – молвит принц.
Медлить с ответом нельзя, и девушка произносит первое, что приходит ей на ум:
– Молчат светлячки,Но тайный огонь их сжигает. Знаю – ониЧувствовать могут сильнее Тех, кто умеет петь..Не проявляя никакого желания продолжать беседу, девушка скрылась во внутренних покоях, предоставив принцу возможность жаловаться на ее невиданную жестокость.
Оставаться в Западном флигеле до рассвета было не совсем прилично, и, промокнув от капель, падающих со стрехи (217), и от собственных слез, принц покинул дом на Шестой линии затемно. Думаю, что ночью, как и положено, кричала кукушка… (218). Но все это довольно обычно, так что я не старалась запомнить подробности.
– Как он хорош собой. – расхваливали принца дамы
– Да, и так похож на господина министра…
Не подозревая истинной подоплеки, они восхищались заботливостью министра по отношению к их госпоже: «Право, лишь мать могла бы…»
Девушка же, видя, что Гэндзи, несмотря на наружную невозмутимость, вовсе не думает отказываться от своих намерений, по-прежнему сетовала на злосчастную судьбу. «Когда бы знал обо мне родной отец и мое положение было более определенным, – думала она, – я вряд ли считала бы поведение господина министра предосудительным. А так оно более чем предосудительно, и в конце концов об этом станут говорить в мире».
Впрочем, Гэндзи и сам не хотел ставить девушку в затруднительное положение. Всему виною было его легкомыслие. Можно ли, к примеру, считать, что он окончательно смирился с потерей Государыни-супруги? Нет, при каждом удобном случае он старался тронуть ее сердце нежными речами, но, занимая слишком высокое положение, она была недосягаема, и многое удерживало его от откровенных признаний. Что касается юной госпожи из Западного флигеля, то она отличалась живым, приветливым нравом, и ей не всегда удавалось держать Гэндзи на расстоянии. Иногда, не имея сил превозмочь волнение, он позволял себе кое-какие вольности, которые, будь они замечены дамами, могли бы вызвать у них немалые подозрения. Впрочем, чаще всего ему удавалось сдерживать себя.
Так или иначе, трудно себе представить более сложные, более мучительные отношения.
На Пятый день, направляясь к павильону Для верховой езды [2] , Гэндзи
– Что вы можете рассказать? Оставался ли принц допоздна в ваших покоях? Надеюсь, вы не позволяете ему слишком многого? Как бы вам не пришлось из-за него страдать. Впрочем, вряд ли в мире есть человек, который никогда никому не причинил вреда, не совершал безрассудных поступков…
2
На Пятый день, направляясь к павильону Для верховой езды… – На Пятый день Пятой луны принято было состязаться в стрельбе из лука и в искусстве верховой езды (см. «Приложение», с. 82)
Наставляя девушку, министр то восхвалял принца, то жестоко хулил его. Глядя на него в тот миг, нельзя было не залюбоваться его удивительно молодым, прекрасным лицом. Он был в носи, небрежно наброшенном на нижнее одеяние, сшитое из столь яркого и блестящего шелка, что чудилось, будто от него исходит сияние. Что-то необычайно пленительное виделось в сочетаниях красок, трудно было поверить, что шелк этот окрашен рукой человека. Причем сам цвет был не столь уж и необычен, но рисунок поражал изысканностью, а аромат, исходивший от платья, был так тонок, что девушка даже подумала: «Как восхищалась бы я красотой господина министра, когда б не эта тайная тревога…»
От принца принесли письмо. Оно было написано изящнейшим почерком на тончайшей белой бумаге. В тот миг казалось: сколько ни гляди, не наглядишься, а посмотришь теперь – как будто ничего особенного…
«Даже сегодняНет никого, кто сорвал быАир расцветший,Вода скрывает корни его,Мои слезы вода смывает…»Письмо не без значения было привязано к длинному корню аира… (219)
– Постарайтесь не медлить с ответом. – сказал министр, уходя. Дамы принялись торопить госпожу, но что у нее самой было на душе?
«Из воды извлечешьИ увидишь – коротки оченьКорни аира.А длинны ли в воде – не измеритьТочно так же и пролитых слез…Право же, вы неразумны…». – вот и все, что написала она бледной тушью.
Боюсь, что такого знатока, как принц Хёбукё, разочаровало это письмо. Наверное, он ожидал, что ее почерк окажется более изящным.
В тот день девушка получила множество – один другого красивее – мешочков кусудама [3] .
3
Кусудама – мешочек из парчи, наполненный ароматическими веществами (среди которых непременно корни аира и полынь) и украшенный пятицветными шнурами. На Пятый день Пятой луны такие мешочки вешали в покоях, чтобы оградить себя от несчастий и злых духов
В радостях и веселье проходили дни в доме на Шестой линии, и ничто не напоминало ей о тяготах прежней жизни. Но могло ли ее не тревожить поведение министра? Увы, целыми днями она только и думала о том, как, не пороча его имени, выйти из этого столь невыносимого для нее положения…
Министр заглянул и в Восточные покои.
– Тюдзё сказал, что сегодня после состязаний в стрельбе приведет сюда друзей. Прошу вас подготовить все необходимое. Полагаю, что они придут еще засветло. Меня всегда удивляет, отчего любая, самая незначительная затея, которую мы желали бы сохранить в тайне, сразу же становится известной принцам. Они приходят, и тихий вечер в кругу близких выливается в пышное празднество. Тем не менее вам следует хорошенько подготовиться, – сказал он.