Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 2, Сикибу Мурасаки

Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 2

на обложку

Сикибу Мурасаки

Шрифт:

– Госпожа еще не вернулась из Южных покоев. Она так испугалась бури, что утром никак не могла подняться, – сообщает ему кормилица.

– Да, страшная выдалась ночь. Я намеревался провести ее здесь, но не решился оставить старую госпожу. А что наш кукольный дворец? Цел? – спрашивает Тюдзё, и дамы смеются.

– Госпожа ведь не дает и веером рядом взмахнуть, а сегодня ночью дул такой ветер, что казалось: еще миг – и все разлетится. Мы просто не знали, что с этим дворцом делать, – рассказывают они.

– Найдется ли у вас лист простой бумаги? И тушечница… – просит юноша, и дамы, достав из шкафчика госпожи несколько листов бумаги, подносят

ему на крышке от тушечницы.

– О, эта слишком хороша… Могу ли я позволить себе… – говорит он, но, вспомнив о низком звании госпожи из Северных покоев, решает, как видно, что стесняться особенно нечего, и принимается за письма.

Бумага тонкая, лиловая. С непередаваемым изяществом Тюдзё усердно растирает тушь, осматривает кончик кисти и старательно пишет, время от времени останавливаясь в раздумье. Однако в песне его чувствуется некоторая принужденность, что делает ее довольно скучной:

«Ветер бушует,Тучи блуждают по небу,Но и сегодняНе забываю тебя я,Да и могу ли забыть?»

Заметив, что он привязывает письмо к сломанному ветром стеблю мисканта, дамы говорят:

– А вот Катано-но сёсё [3] всегда учитывал цвет бумаги…

– О, такие тонкости не для меня! Где, в каких лугах должен я искать теперь подходящие цветы?

Не имея желания поддерживать разговор с этими женщинами, Тюдзё отвечает крайне сухо, из-за чего производит впечатление человека сурового, может быть даже высокомерного. Написав еще одно письмо, Тюдзё передает оба Мума-но сукэ, который, в свою очередь, вручает одно прелестному мальчику-слуге, а другое – опытному телохранителю, шепотом дав каждому соответствующие указания. Дамы теряются в догадках.

Катано-но сёсё – литературный персонаж, неутомимый искатель любовных приключений. Повесть, героем которой он был, не сохранилась, но имя его часто фигурирует в других произведениях эпохи Хэйан

Тут проходит слух, что маленькая госпожа возвращается, и дамы принимаются хлопотать, поправляя занавес и приводя в порядок покои. Юноше очень хочется сравнить девочку с недавно увиденными цветами, поэтому он, хотя это вовсе не в его правилах, нарочно задерживается и, спрятавшись за шторой, прикрывающей боковую дверь, глядит сквозь щелку переносного занавеса.

Вот откуда-то появляется маленькая госпожа, но, к его величайшей досаде, вокруг суетятся дамы, и ему не удается разглядеть ее.

На ней светло-лиловое платье, не очень еще длинные волосы веером рассыпаются по плечам. Она хрупка, нежна и трогательно-прелестна. Тюдзё случалось мельком видеть маленькую госпожу в прошлом году но за это время она выросла и похорошела. Уже можно себе представить, какой она станет, когда красота ее достигнет своего расцвета.

Если госпожу Мурасаки он позволил себе сравнить с цветущей вишней, а девушку из Западного флигеля – с керрией, то маленькая госпожа напомнила ему глицинию. В самом деле, лишь ниспадающие с высокого дерева и колеблемые ветром кисти глициний были под стать ее чарующей красоте.

«О, когда б я мог и днем и ночью любоваться этими прелестными

особами, – думал юноша. – Досаднее всего, что в этом нет ничего невозможного. Если б господин министр не воздвиг меж нами столь непреодолимой преграды…» И томительное беспокойство овладело его сердцем, столь далеким прежде от легкомысленных помышлений.

Когда Тюдзё приехал в дом на Третьей линии, там было тихо, а госпожа Оомия, уединившись в молельне, творила обряды. Среди ее прислужниц было немало весьма миловидных молодых особ, но ни по манерам, ни по изысканности нарядов они не выдерживали никакого сравнения с обитательницами дома на Шестой линии. Впрочем, по-своему изящные монахини, облаченные в скромные серые платья, были вполне уместны в этом печальном жилище и сообщали ему особое очарование. В тот день навестить старую госпожу приехал министр Двора, поэтому в покоях зажгли светильники, и старая госпожа сама вышла к гостю.

– О, как жестоко не давать мне так долго видеться с внучкой! – жаловалась она, не переставая плакать.

– Я привезу ее к вам на днях. Она что-то осунулась в последнее время, и мне жаль ее, хотя до сих пор не могу ей простить… Да, уж лучше вовсе не иметь дочерей. Без них спокойнее, – говорил министр, и, видя, что он так и не смягчился, старая госпожа совсем приуныла и не решилась настаивать.

– У меня появилась еще одна дочь, но и она слишком далека от совершенства. Вы и представить себе не можете, сколько у меня с ней хлопот, – пожаловался министр и засмеялся.

– Вот странно! Чтобы ваша дочь оказалась в чем-то несовершенной? Этому невозможно поверить!

– Увы, отсюда все мои горести. Когда-нибудь я покажу ее вам, – сказал министр старой госпоже.

Во всяком случае, так мне передавали…