Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 4.
Шрифт:
Он не скрывал радости, и посредник, не говоря ни слова своей младшей сестре и не заходя к госпоже Тюдзё, поспешил к Сёсё, чтобы сообщить ему эту приятную новость. Тот выслушал его с довольной улыбкой, хотя и не преминул подивиться наивности своего будущего тестя, полагавшего, что место министра можно купить. «Как невежественны провинциалы!» — подумал он.
— Уведомили ли вы о том госпожу Северных покоев? — спросил он. — Она так надеялась на меня… Боюсь, что многие будут возмущены моим отступничеством. Да, нечего сказать, в трудное я попал положение.
— По-моему, у вас не должно быть никаких сомнений, — сказал посредник, видя, что Сёсё колеблется. — Я уверен, что госпожа Тюдзё тоже любит младшую дочь больше, чем остальных. За старшую она
«До сих пор он твердил, что любимицей матери является старшая дочь, — подумал Сёсё. — А теперь говорит обратное. Чему же я должен верить?» Однако он привык смотреть на вещи трезво, а потому рассудил, что важнее всего обеспечить себе прочное положение в мире, ради чего можно пережить и гнев обманутой матери, и насмешки окружающих. И в тот самый день, который был назначен для заключения его союза со старшей дочерью госпожи Тюдзё, он начал посещать младшую.
Тем временем госпожа Тюдзё, далекая от всяких подозрений, с всевозможным тщанием готовилась к предстоящей церемонии, наряжала дам, обновляла убранство покоев. Дочери она вымыла голову и надела на нее роскошное платье. При этом ей не раз приходило на ум, что девушка достойна лучшего супруга, чем Сёсё. «Ах бедняжка! — вздыхала она. — Когда бы отец соблаговолил признать ее и она выросла под его покровительством, ничто не мешало бы нам принять предложение Дайсё, хотя и тогда оно было бы для нас великой честью. Но, увы, только одна я знаю, чья она дочь, для остальных она всего лишь падчерица правителя Хитати. Мало кому ведомо истинное положение вещей, да и эти немногие, к несчастью, склонны смотреть на нее свысока. А ведь лет ей уже немало. И если ее добивается человек не столь уж презренного звания, обладающий немалыми достоинствами…»
Многое передумала госпожа Тюдзё и в конце концов решилась. Да и могло ли быть иначе? Если посредник оказался достаточно ловок, чтобы обмануть самого правителя, то уж женщину тем более… Итак, назначенный день приближался, и госпожа Тюдзё хлопотала, спеша закончить последние приготовления. Не в силах усидеть на месте, она то и дело выходила, чтобы лично присмотреть за всем. В самый разгар приготовлений явился правитель Хитати и начал долго и нудно изливать перед супругой свои обиды.
— Не кажется ли вам, что вы поступаете более чем недостойно, обманом стараясь переманить к себе поклонника моей любимой дочери? Может быть, ваша дочь и хороша, да вряд ли кто-нибудь из благородных молодых людей на нее польстится. А у моей, как вы ее называете, дурнушки поклонников более чем достаточно. О, вы все прекрасно рассчитали, но господин Сёсё рассудил иначе. У него свои соображения, и я не вижу причин ему отказывать.
Правитель Хитати никогда не отличался деликатностью, и умение щадить чувства других людей не входило в число его добродетелей, поэтому он с удовольствием рассказал супруге все без утайки. Пораженная, она долго сидела, не в силах выговорить ни слова. Память услужливо подсказывала ей все обиды, которые когда-либо довелось ей изведать в этом мире, и рыдания подступали к горлу. Молча поднявшись, она вышла.
Пройдя к дочери и увидев ее прелестное, милое лицо, госпожа Тюдзё немного успокоилась. Что ни говори, а лучше ее дочери нет!
— Как жестоки люди! — плача, жаловалась она кормилице. — Я всегда полагала своим долгом равно заботиться обо всех зятьях, но, откровенно говоря, ради супруга нашей молодой госпожи я и жизни не пожалела бы. А Сёсё, пренебрегши ею единственно потому, что у нее нет отца, намеревается взять себе в жены ее малолетнюю сестру. Это просто неслыханно! Видеть его больше не желаю! Но вы слышали? Господин счел предложение Сёсё за честь для себя. Вправе ли я вмешиваться, когда эти двое так хорошо поняли друг друга? О, как жаль, что я не могу хотя бы на время уехать отсюда!
«Да как смел этот Сёсё так поступить с моей госпожой!» — возмутилась кормилица, вслух
— Стоит ли плакать? Кто знает, может быть, это и к лучшему. Чего ждать от человека, способного на такую низость? Он не сумеет даже вполне понять и оценить ее. Я всегда мечтала, что моя госпожа станет супругой человека благородной души и редких дарований. К примеру, такого, как господин Дайсё. Право, от одного взгляда на него продлевается жизнь. А ведь он, кажется, неравнодушен к госпоже. Почему бы нам не уступить ему, а там будь что будет…
— Да как могли вы помыслить… Дайсё никогда не станет связывать себя брачными узами с женщиной простого звания. Он сам не раз об этом говорил, и все это знают. Разве вы не слышали, что и Правый министр, и Адзэти-но дайнагон, и принц Сикибукё неоднократно изъявляли желание породниться с ним, но, всем им ответив отказом, он в конце концов получил в жены любимую дочь Государя. Вряд ли на свете есть женщина, способная пробудить в его сердце истинно глубокое чувство. Скорее всего он намеревался отдать нашу госпожу в услужение к своей матери, рассчитывая время от времени встречаться с ней в ее доме. Несомненно, о столь блестящем окружении можно только мечтать, но такое положение кажется мне слишком ненадежным. К примеру, по мнению многих, супруге принца Хёбукё очень повезло в жизни, но боюсь, что у нее есть причины для беспокойства, и немало. Откровенно говоря, женщина чувствует себя спокойно только в том случае, когда сердце супруга принадлежит ей одной. О, мне это известно лучше, чем кому бы то ни было. Восьмой принц обладал прекрасной наружностью и чувствительной душой, но я для него была слишком ничтожна. О, если б вы знали, что мне пришлось перенести! Я хорошо понимаю, сколь груб, невежествен и уродлив мой нынешний супруг, но мне не приходится его ни с кем делить, и именно поэтому я прожила все эти годы без особых волнений. Бесспорно, то, что произошло сегодня, возмутительно, и я не собираюсь его оправдывать. Но, живя с ним, я не ведала мук ревности. Нельзя сказать, чтобы мы никогда не бранились, но я довольно быстро поняла, что согласие меж нами невозможно, и смирилась. Кажется, что может быть лучше, чем попасть в дом важного сановника или принца крови, жить в покоях, сверкающих изысканной роскошью… Но тщетно стремиться к этому, если у тебя нет надежды войти в число избранных. В конечном счете судьба женщины зависит от ее положения в мире, потому-то я и беспокоюсь… Так или иначе, я употреблю все средства, чтобы моей дочери не пришлось влачить жалкое существование, терпеть насмешки и оскорбления.
Тем временем правитель Хитати готовился к приему зятя.
— Я вижу, у вас тут много миловидных прислужниц, одолжите-ка их мне на сегодня, — сказал он, заглянув к супруге. — О, да вы и полог обновили. Не перетаскивать же мне его. Времени осталось совсем немного… Придется просить вас уступить нам эти покои.
Не долго думая, он перешел в западные покои и принялся суетливо украшать их к предстоящему торжеству. Покои были убраны с большим вкусом, но, очевидно, правитель счел их убранство недостаточно роскошным, во всяком случае, он потребовал, чтобы принесли новые ширмы, и расставил их где только мог, свободное же пространство загромоздил разными шкафчиками да столиками. Он был явно доволен собой, а госпожа Тюдзё смотрела на все эти преобразования с ужасом, но, помня о своем решении ни во что не вмешиваться, не говорила ни слова. Дочь же ее перебралась в северные покои.
— Теперь-то я вас окончательно раскусил, — заявил правитель Хитати. — Вот уж не ожидал, что вы решите совершенно устраниться. Можно подумать, что у вас только одна дочь. Что ж, есть девушки, у которых вообще нет матери…
Сразу же после полудня он вместе с кормилицей начал наряжать и причесывать свою любимицу, и результат превзошел все ожидания. Девушке недавно исполнилось пятнадцать или шестнадцать лет; маленькая, пухленькая, с пышными, ниспадающими до пола волосами, она была очень мила, и растроганный до слез родитель, нежно погладив ее по голове, сказал: