Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари). Книга 4.
Шрифт:
— После того неприятного случая моя госпожа не на шутку расхворалась, у нее даже поднялся жар. Подумав, что беседа с вашей госпожой может ее утешить… Она так страдает, бедняжка, хотя, как вы знаете, за ней нет никакой вины. Будь она хоть немного опытнее… Разумеется, все это понятно, но нельзя не пожалеть ее.
И, подняв девушку, кормилица повела ее в покои Нака-но кими. Несчастная не помнила себя от стыда и страха. В самом деле, что могли подумать дамы? Но от природы кроткая и всегда покорная чужой воле, она позволила подвести себя к госпоже и села спиной к огню, чтобы та не заметила ее влажных от слез волос. Дамы, считавшие,
«Легко станется, что принц не устоит перед этой особой, — подумали Укон и Сёсё. — Он пленялся и не такими красавицами, если они были ему внове. Склонность же эта может иметь пагубные для всех последствия».
Девушка сидела перед госпожой, не прикрывая лица, и обе дамы имели возможность разглядеть ее как следует. Нака-но кими ласково беседовала с гостьей о том о сем и между прочим сказала:
— Мне хочется, чтобы вы чувствовали себя здесь совсем как дома. Я до сих пор не могу примириться с утратой любимой сестры и неустанно сетую на судьбу… А вы так похожи на нее. Видеть вас, и то утешение. Вы и представить себе не можете, как я рада вам. Рядом со мной нет ни одного близкого человека, и если бы вы полюбили меня так же, как любила когда-то она…
Ее слова привели девушку в еще большее замешательство, и она не сразу нашлась, что ответить. Увы, в ней сохранилось немало провинциального…
— Я стремилась к вам все эти годы, но жила слишком далеко… — выговорила она наконец, и ее юный голос звучал так нежно, так мелодично. — Теперь, когда я вижу вас, мне кажется, что все беды мои позади…
Попросив дам принести свитки с картинками, Нака-но кими стала разглядывать их вдвоем с гостьей, в то время как Укон читала текст. Это занятие показалось девушке столь увлекательным, что, отдавшись ему, она забыла обо всем на свете и почувствовала себя гораздо непринужденнее. Ее лицо, озаренное огнем светильника, поражало удивительной правильностью и изяществом черт, кротким и вместе с тем необыкновенно благородным выражением. Прелестные глаза, чистый, нежный лоб… Сходство с Ооикими было настолько велико, что Нака-но кими, забыв о картинках, не могла оторвать от нее взора. Она невольно сравнивала девушку с ушедшей сестрой, и на глазах у нее навертывались слезы.
«Что за прелестное существо»! — думала она. — «Но откуда такое сходство? Наверное, она похожа на отца. Дамы, давно служившие в доме, всегда говорили, что сестра пошла в отца, а я — в мать. Так могу ли я оставаться равнодушной к особе, столь живо напоминающей тех, кого я потеряла?»
В Оокими бесконечное благородство сочеталось с кротостью и добродушием. Пожалуй, она была даже слишком мягкосердечна. Дочь госпожи Тюдзё уступала ей в изяществе, к тому же она была совсем еще неопытна и робка. Однако, если усовершенствовать ее душевные способности, она вполне будет достойна Дайсё… Сама того не замечая, Нака-но кими уже относилась к девушке как старшая сестра к младшей.
Проговорив всю ночь напролет, они легли только на рассвете. Устроив гостью рядом с собой, госпожа без особых, впрочем, подробностей рассказывала ей о покойном отце, о долгих годах, проведенных в Удзи, и о многом, многом другом. А та, всегда мечтавшая о встрече с отцом и мучившаяся невозможностью его увидеть, слушала ее, вздыхая. Дамы, до которых дошел слух о вчерашнем
— Чем же все кончилось? — спрашивали они друг друга. — Она так мила… Госпожа ласкова с ней, но что толку… Ах, как жаль бедняжку.
— Не думаю, чтобы дело зашло настолько далеко, — отвечала Укон. — Мне пришлось выслушать немало жалоб от кормилицы, но, судя по тому, что она говорила, ничего непоправимого не случилось. Кроме того, я собственными ушами слышала, как принц, собираясь во Дворец, бормотал что-то вроде: «Хоть и часто встречаемся мы…» (475). Впрочем, кто знает, может быть, он нарочно… Сегодня вечером, разговаривая с госпожой, девушка казалась такой спокойной. Вряд ли она вела бы себя так, если бы меж ними и в самом деле что-нибудь произошло.
Тем временем, попросив карету, кормилица отправилась в дом правителя Хитати и все рассказала госпоже Тюдзё. Та была в ужасе. Дамы наверняка дурно говорят о ее дочери. А сама госпожа? От ревности теряют голову особы самого высокого звания, уж ей-то это известно лучше, чем кому бы то ни было. Вне себя от волнения, госпожа Тюдзё бросилась в дом на Второй линии. Принца не было, и, вздохнув с облегчением, она прошла к Нака-но кими.
— Я со спокойной душой доверила вам это неразумное дитя, — сказала она, — а теперь мечусь в страхе, словно колонок. Да и близкие замучили меня попреками…
— Не такое уж она дитя, — улыбнувшись, ответила Нака-но кими. — По-моему, у вас нет оснований для беспокойства. Право же, не стоит пугливо прикрывать глаза, на меня глядя.
Взглянув на ее прекрасное лицо, госпожа Тюдзё еще больше встревожилась. «Что у нее на уме?» — гадала она, не смея прямо спросить об этом.
— Я так долго мечтала о том, чтобы представить вам дочь. Для нас это большая честь. В свете будут относиться к ней куда благосклоннее, зная, что она живет в вашем доме. Но и теперь слишком многое смущает меня. Наверное, мне все-таки следовало отправить ее в горную обитель.
Госпожа Тюдзё заплакала, и острая жалость к ней пронзила сердце Нака-но кими.
— Но что вас тревожит? — спросила она. — Когда б я отказывалась признавать ее, ваши опасения, возможно, и были бы оправданны, но ведь этого нет. Да, здесь действительно бывает человек, имеющий весьма дурные наклонности, но прислужницы об этом знают и употребят все усилия, чтобы оградить вашу дочь от его посягательств. Неужели вы могли подумать?..
— О нет, я вовсе не хочу сказать, что вы дурно относитесь к моей дочери. Разве вы виноваты в том, что ваш отец не пожелал признать ее? Мне просто казалось, что мы и помимо него связаны достаточно крепкими узами и я могу рассчитывать на вашу поддержку… Так или иначе, на завтра и послезавтра моей дочери предписано строгое воздержание, и будет лучше, если она проведет эти дни в более тихом месте, а потом я снова привезу ее сюда.
И госпожа Тюдзё увезла девушку с собой. Нака-но кими не посмела возражать, хотя ей очень не хотелось расставаться со своей гостьей.
Испуганная столь неожиданным поворотом событий, госпожа Тюдзё покинула дом на Второй линии, почти ни с кем не попрощавшись.
Она давно уже затеяла строительство небольшого дома неподалеку от Третьей линии, где можно было переждать неблагоприятное для передвижений время. Дом этот производил неплохое впечатление, но строительство его еще не закончилось, поэтому внутреннее убранство было довольно скромным.