Повесть о генерале Данне, дочери Маары, Гриоте и снежном псе
Шрифт:
— Смотри сюда, — говорил он Дёрку, и его палочка останавливалась на том месте, где они были сейчас: на группе островов, протянувшейся почти через все море, от северного берега к южному. — Мы здесь. Когда-то эти острова были кочками на дне Срединного моря, которое потом высохло. — «И скоро снова окажутся под водой», хотел сказать Данн, но вовремя остановился, потому что подобными высказываниями можно вызвать у людей страх и неприязнь.
Островитяне и без того считали его всезнайкой и хвастуном. Его рассказы о прошлом многими воспринимались как выдумка, хотя слушать их любили и даже смеялись и аплодировали в самых интересных местах.
Что касается самого Данна, то масштабы происходящего и невозможность охватить их умом причиняли ему боль. Да, он знал, что когда-то Срединное море было полноводным, по нему во все стороны ходили корабли, а теперь его дно едва прикрыто водой; да, он шутил вместе
Давным-давно — когда-то — этот невероятный разрыв в земной поверхности был заполнен водой. Что же дальше? Его осушила некая чудовищная жара? Или выморозил холод, превратив в гигантский сугроб снега, который потом развеяло по планете неукротимыми ветрами? Разом? Нет, конечно, на это понадобились бы тысячи лет (опять эти тысячи).
Море, искрящееся и живое, как то, на которое Данн смотрел через окна постоялого двора, но гораздо выше, доходящее до краев обрыва, вдоль которого он шагал и будет шагать снова и снова, это море исчезло, пропало… Его мозг болел, болело что-то еще внутри него… И тут он вспоминал про Дёрка, стоящего рядом с ним и напряженно водящего пальцем по карте.
— Объясни-ка мне еще раз, Данн. Это так трудно, да?
Интерес Данна к картам заметила и хозяйка постоялого двора — молодая женщина по имени Марианта. А заметив, обратила его внимание на нечто такое, что поначалу вызвало у Данна недоумение. У стены в общей комнате стоял брус, высеченный из белого камня, толщиной примерно с руку взрослого мужчины, очень тяжелый и с одной стороны покрытый резьбой. Среди изображений были мужчины — таких Данн раньше не встречал. Их лица с кудрявыми бородками украшала лукавая, умная улыбка. Свободные одежды, прихваченные богато изукрашенными брошами, ниспадали изящными складками. Женщины с такими же лукавыми лицами перебирали свои длинные кудри; их одеяния были уложены так, чтобы одна грудь оставалась открытой. Они носили ожерелья и браслеты, разнообразные украшения в волосах. Одного взгляда на этих людей было достаточно, чтобы понять: они были гораздо выше того, чем жили современники Данна. А он ведь видел множество людей, причем самых разных. Возможно, это те самые люди, что создали хранившиеся в Центре загадочные механизмы и вещи, в которых теперь уже никто не мог разобраться.
— Кто они? — спросил Данн Марианту.
Но она ответила лишь:
— Все это было так давно.
Не знал никто и о том, откуда появился на постоялом дворе этот резной камень. Видно было только, что он долгое время пробыл в воде: края резных фигурок сгладились. Значит, кто-то когда-то вытащил его из воды. Или он свалился с обрыва вместе с тающими снегами.
Марианта была заинтригована людьми, изображенными на бруске, не меньше чем Данн. Интерес хозяйки постоялого двора со всей очевидностью отображался на ее подвижном лице. Она была высокой и стройной, ее лицо обрамляли черные кудри — она пыталась походить на женщин, изображенных на загадочном камне. Ее кожа была светлее, чем у всех остальных народов, виденных Данном (помимо альбов, разумеется). И черты ее лица, хотя и не такие тонкие, как на резных изображениях, чем-то все же напоминали их. У Марианты были широкий, всегда улыбающийся рот и удлиненные, узкие внимательные глаза. Она была вдовой моряка, утонувшего не так давно во время шторма. Это несчастье, похоже, не сломило женщину; она подшучивала над собой и смеялась вместе со своими постояльцами — по большей части тоже моряками, потому что на острове размещалась целая рыбацкая флотилия. Марианте понравился Данн. Она снабжала его не только кровом и едой: послушав несколько раз его рассказы о приключениях там, «наверху», она отдала юноше и себя. Марианта смеялась над рассказами Данна, считала, что все это он придумал. Ее муж, говорила она, тоже был большим мастером плести небылицы. Данн постепенно поднаторел в сказительстве, ежедневная практика приносила плоды.
Дёрк тем временем стал выходить в море с местными моряками. Он не ревновал Данна, напротив, говорил, что, раз тому повезло найти «тихую заводь», не стоит ее покидать.
И Данн уже начинал подумывать о том, чтобы остаться на острове. Марианта была умна и сообразительна, как Кайра, но к тому же еще и добра; привлекательна, как Кайра, но не стремилась злоупотреблять своей властью над мужчинами. Что может быть лучше: жить с этой необыкновенной женщиной, на островах Нижнего моря, среди ароматных лесов, где под ногами у тебя не грязь и топи, а твердая, каменистая почва? Однако он пообещал Гриоту вернуться, ведь так? А с другой стороны, кто он такой, этот Гриот, чтобы Данн держал перед ним ответ? Но Гриот ждет его. И Маара на ферме тоже ждет, хотя и ложится каждый вечер в объятия другого мужчины.
— Останься со мной, Данн, — уговаривала Марианта, оплетая его своими длинными ногами и руками.
— Не могу, — неизменно отвечал он. — Моего возвращения ждут.
— Кто, кто, Данн? Ты женат? Кто она?
— Нет, я не женат, — говорил Данн и понимал, что не сможет сказать остальное: что у него есть ребенок. Хотя одной этой фразы было бы достаточно, чтобы уговоры прекратились.
Сказать это означало бы признать победу Кайры, а ее прелести с каждым прошедшим днем все необратимее превращались в глазах Данна в пустую погремушку, которой трясут с целью привлечь внимание: «Посмотри на меня, посмотри на меня!» «Просто я был еще совсем юным, когда впервые попал под ее очарование», — оправдывался перед собой Данн. В те годы он и представить себе не мог, что существуют женщины, подобные Марианте, — восхитительные, честные, умные. А ведь Марианту ему вскоре придется оставить… да, придется… да, скоро… но еще не сейчас.
Данн очень хотел увидеть наконец ледяные скалы, столько лет будоражившие его воображение. Этот остров был последним населенным пунктом. Вдали, на горизонте, виднелся еще один. Однако там никто не жил, хотя до него было всего полдня пути на лодке. Раньше, как поведали Данну местные жители, там обитали люди, но бежали оттуда из-за треска и рева падающего льда. Оттуда, не сомневался Данн, он сможет добраться до скал и сравнить их с тем, что ему снилось. Но никто не желал сопровождать его; все сочли чужеземца сумасшедшим. Только верный Дёрк согласился, хотя и с большой неохотой. Молодые парни дразнили их, называли безумцами, правда, в насмешках проглядывала зависть: самим-то им в голову не пришла такая мысль! Данн и Дёрк без особого шума готовились к отплытию. Неожиданно к ним решили присоединиться еще четверо добровольцев. Дёрк предполагал отправиться в путь на своей маленькой лодке, но с радостью отказался от этого плана. Чтобы вместить всех участников похода, потребуется большая лодка, с несколькими парами весел.
— Но это же лодка на шестерых гребцов! — протестовали четверо смельчаков, на что Данн ответил им, что в свое время зарабатывал на жизнь работай на веслах.
В последний вечер Марианта не сводила с Данна глаз. В постели она крепко обхватила его и сказала — громко, чтобы ее слова дошли до островных богов, если таковые существуют, — что море требует от нее новой жертвы, еще одного мужчину. Она заплакала и стала целовать шрамы на теле Данна.
Ясным утром шесть крепких молодых мужчин отплыли от берега в рыбацкой лодке, из которой вынули сети и багры. Вместо них загрузили мешки с едой и козьи шкуры. Пришлось грести все утро, двигаясь на север, к острову, который все четче вырисовывался на фоне волн. В солнечном свете его лесистые берега казались гостеприимными. Путешественники вытащили лодку на песок и отправились осматривать окрестности. Почти сразу они наткнулись на заброшенный поселок. Он уже начал разрушаться. Найдя дом, на окнах которого еще сохранились ставни и дверь которого имела изнутри запор, шестеро молодых людей перенесли туда свои вещи. На краю леса они заметили снежного пса, наблюдающего за ними. Потом показался еще один. Это была целая стая, в конце концов поняли парни, которая решила остаться здесь, на острове, и не пытаться перебраться на другой участок суши. Да и трудно было представить, как другие животные сумели проделать этот путь — долгий и опасный даже для такого сильного пловца, как снежный пес.
Затем шестеро путешественников пересекли остров и вышли к его северной оконечности. Шли они молча, с опаской, потому что звук трескающегося льда, падающего льда, стонущего льда становился все громче. Не удивительно, что люди не захотели здесь жить.
Северный берег тоже был песчаным. Повсюду виднелись буи, к которым привязывали лодки. Напротив бугрились и пенились белые, как облака, ледяные горы. Ослепительные, высокие — невообразимо высокие, разве может лед быть таким толстым? — а за ними виднелись уступы еще более белые и высокие. Мужчины с благоговением взирали на льды Йеррапа. Сколько бы осколков ни отваливалось с оглушительным грохотом в воду, ледяной массив не уменьшался. Прямо на глазах Данна и островитян очередной кусок льда застонал и сначала медленно, а потом все быстрее сполз, соскользнул в волны, оставив после себя темный изрезанный утес, который на белом фоне казался черным зияющим провалом. До ледника было далеко, однако грохот стоял такой, что слова тонули в нем. Любые замечания перекрывались очередным недовольным ревом древнего снега.