Повесть о генерале Данне, дочери Маары, Гриоте и снежном псе
Шрифт:
Невзирая на пробиравшие до костей сырость и холодные туманы, приходящие в лес с болот, Данн думал: «Вот это мое. Все-таки я не рожден жить в покое».
Касс не скрывала от мужа, что рада видеть Данна. Она даже взяла его за руку в присутствии Нолла. Тот лишь улыбался и кивал, говоря:
— Добро пожаловать, добро пожаловать…
Снежный пес на время покинул свой пост, чтобы подойти к Данну и положить голову ему на колени.
— Этот зверь хорошо охранял меня, — сказала Касс. — Даже не знаю, сколько раз в дверь ломился неизвестно кто, но стоило Раффу залаять, как все разбегались.
Потом Данн, не переставая почесывать Раффа за ушами (собака отказалась вернуться к двери), рассказал о том, как спустился с обрыва к Нижнему морю и добрался до островов. О Марианте он умолчал, чувствуя на себе пытливый взгляд Касс, которая хотела разглядеть в его глазах тень другой женщины.
Касс и Нолл слушали рассказ гостя словно сказку о выдуманном мире и все повторяли, что когда-нибудь они тоже отправятся к Нижнему морю и сами посмотрят, что за странные люди живут там, что за невиданные рощи растут на островах.
Когда настала ночь, Данн лег на подстилку у двери, вспоминая о том, как некогда лежал вместе с Касс и щенком на широкой кровати. Теперь к нему прижимался только выросший снежный пес, тихонько подвывавший от счастья.
Данн подумал о том, что они с Касс подходили друг другу. Раньше он никогда не задумывался о том, подходит ли он тем, с кем рядом живет в тот или иной период своей жизни. Во всяком случае, ничего подобного он не ощущал, пока жил с Кайрой. Но ведь Мааре он подходит? Для Маары он хорош? Однако с ней такой вопрос не возникал. А как насчет Марианты? Нет, там было что-то другое. Ну, а в Касс его прежде всего привлекала доброта. Данн не мог забыть, как она обнимала его, когда он плакал, как они вместе выхаживали щенка.
Утром он позавтракал вместе с хозяевами и наконец сказал, что должен идти дальше. Поросшие деревьями склоны холма были все еще полны беженцами, возможно, уже другими, подошедшими в течение вечера и ночи. Снежный пес занервничал, что-то подозревая. Он скулил и даже прихватил зубами рукав Данна.
— Рафф понимает, что ты уходишь, — сказала Касс. — Он не хочет, чтобы ты уходил.
Ее глаза говорили Данну, что она тоже этого не хочет. Нолл, ее муж, опять только улыбался. Вот уж кто не огорчится из-за ухода Данна.
Рафф проводил гостя до двери.
Нолл заметил:
— Похоже, он помнит, что ты спас ему жизнь.
Данн погладил пса, обнял его за мощную шею и сказал:
— Прощай, Рафф.
Но животное вышло вместе с ним за дверь. Пес лаял и оглядывался на Касс и Нолла, но шел за Данном.
— Эй, Рафф! — воскликнула Касс. — Ты никак бросаешь меня!
Собака завыла, глядя на хозяйку, однако не отставала от Данна, который изо всех сил старался не оглядываться, чтобы не приманивать пса. Потом вслед за ним побежала и Касс, прихватив со стола хлеб, рыбу и кое-какую еду для собаки. Она сказала Данну, когда догнала его и муж не мог их слышать:
— Возвращайся ко мне, возвращайся вместе с Раффом, прошу тебя.
Данн громким голосом посоветовал Касс приглядеть себе другого щенка. Он сказал, что со стороны обрыва двигаются стаи собак и что одна из них вполне может занять место Раффа. Касс не стала возражать, хотя и могла бы сказать, что это уже будет совсем не то, что Рафф. Она просто опустилась на колени перед псом и обняла его, а Рафф облизал ее лицо. Потом Касс поднялась и, не взглянув больше ни на Данна, ни на Раффа, вернулась к мужу.
— Так, значит, Рафф, ты вспомнил меня даже несмотря на то, что прошло столько времени? — сказал Данн, когда они отошли от хижины Касс и Нолла, но еще не влились в поток беженцев.
Он опустился перед Раффом на колени и зарылся лицом в его шерсть. Собака положила морду ему на плечо, и вот — снова он плачет! «Вот кто мой настоящий друг», — думал Данн.
Ручеек беженцев взволновался при виде Данна и снежного пса. В их сторону повернулись головы, руки легли на рукояти ножей, появились дубинки. Данн прокричал заранее:
— Не волнуйтесь, он ручной!
Эту фразу он повторил на нескольких языках, но его, кажется, никто не понял. Большего эффекта Данн добился, когда ступил в ряды путников — с ножом в руке. Люди подвинулись, освобождая ему место в общем потоке. Данн опасался камня, который вполне могли бросить из задних рядов, однако пощупал толстую шерсть пса и успокоился — такую камень не возьмет. Оставалось лишь беречь его вытянутый нос, яркие глаза, выглядывающие из белой гривы, да следить за маленькими подвижными ушками. Поэтому Данн постоянно оглядывался, чтобы никто и не думал напасть на его друга. Однако таких попыток и не было. Все мысли беженцев были поглощены страхом и голодом, необходимостью добраться до безопасного места. Так они и шли, Данн и его друг снежный пес, который все время посматривал на хозяина, чтобы проверить, все ли с ним в порядке. День прошел без приключений, и к вечеру Данн стал искать то место, где три года назад он свернул с тропы и увидел в воде очертания трех белых фигур.
Место это оказалось дальше, чем он ожидал. Ведь сейчас они шли медленно, так как Данн оберегал Раффа от возможного нападения, а тогда, по пути из Центра, Данн бежал со всех ног с еле живым щенком на руках. Он и не знал, что сумел тогда пробежать такое расстояние. Наконец он увидел знакомые очертания промоин посреди кочек и покинул ряды беженцев, шагнув на едва видную стежку. В воде по-прежнему что-то белело. Два больших, мутных под слоем воды пятна. Рафф встал рядом с хозяином, посмотрел туда, куда смотрел Данн. Потом пес взглянул на лицо Данна, снова на воду. После чего заскулил тревожно; казалось, что он хочет прыгнуть в воду. Данн как следует ухватил пса за гриву и сказал:
— Нельзя, Рафф. Нет, нельзя.
Вода была очень холодной. Вокруг стеблей тростника образовались настоящие стекляшки и иглы льда. Снежные псы утонули в болоте три года назад, но смутные очертания белых фигур до сих пор оставались на том же месте. Плоти и костей там, конечно, уже не было, только шкура, плотная мохнатая шкура. Рафф завыл, испугав беженцев, шедших поодаль; те остановились, оглядываясь. Данн погладил пса по голове, вспоминая, как стоял здесь с мокрым неподвижным тельцем щенка на руках.