Повесть о генерале Данне, дочери Маары, Гриоте и снежном псе
Шрифт:
Он повел Раффа прочь от мрачного места по вязкой тропке среди трясины, и все время пес оглядывался, даже когда злосчастную промоину скрыли заросли тростника. Он, очевидно, помнил, что здесь произошло. Помнил если не события, то боль.
Данн держал руку на шее животного, когда они вновь присоединились к беженцам. Он приговаривал:
— Рафф, Рафф, все хорошо, я с тобой, я всегда буду с тобой. Все будет хорошо.
Снежный пес коротко лаял в ответ и все глядел и глядел на Данна.
Впереди была ночь, что несло с собой новые трудности. Насколько помнил Данн по прошлому разу, на этой тропе не было ни единого укрытия, где можно было бы поспать. То есть ночлег нужно искать под обрывом. Там кое-где росли кусты, но до них могли добраться наиболее крепкие из беженцев, а они непременно попытаются сделать это под покровом темноты. Данн проголодался, да и Рафф тоже, но юноша видел, какими взглядами пожирали люди его увесистый мешок. Он знал, что последует, если кто-нибудь увидит, как он скармливает драгоценную пищу дикому животному. Наконец он заметил под обрывом большой валун, замерший на вершине другого камня. Между ними виднелась щель. Пробраться в нее было довольно сложно. Данн решил, что изможденные беженцы на это не способны. И он скользнул с края обрыва вниз, добрался до камня, влез на него и забился в щель. Рафф последовал за ним одним прыжком. Далеко внизу поблескивало Нижнее море; несколько черных точек на востоке — покинутые Данном острова. Вечернее небо превратилось в жемчужное озеро, подкрашенное розовым румянцем. Люди устраивались на ночь под кустами вдоль дороги. Те, кто не успел занять удобное место, пытались согнать более удачливых. Вспыхивали ссоры и даже драки. Невидимый за камнем, Данн теперь мог раскрыть свой мешок и дать Раффу хлеба с рыбой. По пути животное вдоволь пило воду из болот. Через некоторое время взошла луна, и очень кстати: Данн приметил тени, крадущиеся вниз по склону. Он крикнул на них, и тени тут же превратились в трех улепетывающих парней, которые хотели, видимо, присоединиться к трапезе. Рафф все не мог успокоиться, ерзал, пытался скулить. Данн сжимал его пасть руками и шептал:
— Тихо, не шуми.
И Рафф наконец лег, положил голову на широкие лапы и неподвижно уставился на край обрыва. Так прошла ночь. С первым проблеском солнца по тропе побрели беженцы. Кое-кто из них изловчился и наловил рыбы, используя вместо сети одежду, — на обочинах лежали рыбьи кости.
Следующая ночь прошла в расщелине между камней, на приличном расстоянии от остальных путников. Рафф лежал, прижимаясь к Данну, и Данн радовался этому: было тепло.
День сменялся днем, и наконец тропа разделилась надвое: влево, на юг, отходила более широкая дорога. Вела она к обмелевшим болотам, была менее опасна, и поток путников тоже разделился. Данн знал, что эта дорога ведет через всю Тундру. Он пытался подсказать тем, кто свернул на нее, что ничего хорошего впереди их не ждет, но беженцы лишь молча смотрели на него с непонимающим видом. Те, кто остался на тропе, идущей вдоль обрыва, замедлили шаг. Из-за того, что народу стало меньше, исчезла необходимость торопиться, чтобы занять удобное место, чтобы тебя не оттеснили, чтобы первому найти редкую и скудную пищу. Как ни странно, чаще стали возникать стычки, особенно в случаях, когда один из беженцев подозревал другого в том, что тот прячет еду. Они окружили Данна и снежного пса, потому что мешок Данна, уже значительно похудевший, все еще не опустел и аппетитно бугрился. Раффу достаточно было зарычать и сделать несколько коротких прыжков в сторону забияк, и они разбежались. После этого Данн счел необходимым свернуть на тропку, идущую на юго-запад. Путь по ней пролегал через трясину, но идти было можно. А чуть погодя дорога пошла вверх, стало суше, появились кусты и травянистые участки. Там и обнаружил Данн некое строение — даже не дом, а сарай, притулившийся справа от тропы. На двери кто-то нацарапал: «Беженцам вход запрещен». Он постучал и крикнул:
— Я не беженец! Я могу заплатить за ночлег!
Изнутри не слышно было ни звука. Данн стукнул сильнее. Тогда распахнулось окно, из которого выглянула сморщенная старуха.
— Чего надо?
— Пустите на ночлег. Я заплачу за кров и еду.
— Только без пса.
— Он ручной. Он не причинит вам вреда.
— Нет. Уходи.
— Рафф будет охранять дом! — крикнул Данн, не сдаваясь.
В конце концов дверь, сплетенная из тростника и перевязанная кожаными ремешками, отворилась, и старческий, теперь уже мужской голос проскрипел:
— Ладно. Только заходите быстрее.
Двое стариков встретили их за порогом. Они смотрели не на Данна, а на огромного снежного пса. Тот сел у порога и тоже воззрился на них.
Комната, в которой оказался Данн, была небольшой и темной. На грубо сколоченном столе горела всего одна лампа на рыбьем жире. Стены были сделаны из хвороста, а потолок из тростника.
Данн повторил:
— Я заплачу за еду для себя и пса.
— А потом сразу уходи, — сказала старуха. Она боялась огромного зверя, сидящего в ее доме.
— И еще отдельно заплачу, если вы разрешите переночевать у вас. Прямо здесь, на полу.
В этот момент послышались крики, в дверь забарабанили. Тростник — слабая защита от весьма настойчивых визитеров.
— Голос, Рафф, — велел псу Данн.
Рафф понял и громко залаял. Судя по топоту, непрошеные гости бросились врассыпную.
— Это сторожевая собака, — сказал Данн хозяевам.
— Ну хорошо, — согласилась старуха и пробормотала что-то старику на языке, которого Данн не знал.
— Откуда вы? — спросил он. — Их лица под слоем грязи были бледными, волосы тоже белели в полумраке. — Вы альбы?
— А тебе-то что? — испуганно нахохлился старик.
— У меня есть друзья альбы, — ответил Данн.
— Мы альбы только наполовину, — поведала ему старуха. — Но и одной половины достаточно, чтобы сделать нас врагами, так все считают.
— Я знаю, что альбам приходится тяжело, — сказал Данн.
— Да что ты говоришь? Какой умный нашелся.
— Сам я из Рустама, — небрежно произнес Данн с целью посмотреть, как старики отреагируют на это.
— Рустам? Где это?
— Отсюда очень далеко, за Чарадом, за речными городами и даже за Хелопсом.
— Мы от путников всяких сказок наслушались. Все они воры и лжецы, — заявила старуха.
В лунном свете Данн разглядел через окно, что несколько беженцев отыскали эту тропу и улеглись на относительно сухих участках спать.
— Среди беженцев есть дети, — сказал Данн, опять желая узнать, как отреагируют на это хозяева.
— Из них вырастут точно такие же воры и лжецы.
Данну досталась миска с похлебкой из болотной рыбы, сероватая и жидкая, а также тушеные овощи, сдобренные крупой. Рафф получил то же самое. Что ж, в доме Касс едва ли кормили лучше.
Потом старуха велела Данну и Раффу ложиться у двери и отгонять всех, кто попробует ночью вломиться в дом.
Данн устроился там, где было сказано, Рафф прилег рядом. Поскольку было уже весьма поздно, Данн не думал, что кто-то еще побеспокоит их. Однако в середине ночи в дверь постучали, и снова лая собаки оказалось достаточно, чтобы отогнать пришельцев.
— Мы не любим снежных псов, — произнесла старуха со своей постели, которая состояла из подстилки на полу и шкуры. — И при первой возможности их убиваем.
— А почему бы вам не приручить одного, чтобы охранял дом?
Но из хозяйского угла раздалось недовольное ворчание старухи, а потом и старик, явно бывший у жены под каблуком, сообщил, что снежные псы опасны и что все это знают.
Данн спал сидя, обнимая Раффа, чем оба были довольны, потому что так было теплее. «Как же они мерзнут здесь, бедные люди…» Данн удивился, когда ему в голову пришла эта мысль. Что толку от сочувствия людям, которые оказались в беде и помочь которым он не мог. Но сейчас ему неожиданно пришло в голову, что когда-то — и не один раз — они с Маарой, два испуганных подростка среди беженцев и изгнанников, были так же задерганы и несчастны, как эти старики в полуразрушенной хибаре, и так же мерзли в холодном свете луны.