Повесть о Мизхаппаре
Шрифт:
– Нет, отчим, нас посадили за то, что мы вели политическую деятельность оппозиционного характера.Мы сидели за решеткой только за то, что мы хотели, чтобы у нас в стране тоже было демократия,свободомыслие, свободные честные выборы с участием настоящих оппозиционных партий.
Теперь вот, вернулся - сказал я улыбаясь.
Мы с отчимом обнявшись поздоровались и он спросил:
– Посадили и вернулся? Как? Побег что ли совершил или по амнистии освободился?
– спросил он.
– По амнистии, отчим - ответил я. Потом спросил:
– А где мачеха?
– Эх, Мизхаппар, мачеха твоя заболела, лежит в больнице, бедная. После того как ты уехал у неё поднялось давления до 280. После инфаркта она постоянно плакала. Плакала
– Ослепла?! Да, что ты, отчим?! Как это так? Я должен немедленно посетить её - сказал я, открывая чулан, где обычно мы хранили наш велосипед с байкерским рулем. Я взял велосипед и быстро вышел на улицу.
– Мизхаппар, утро вечера мудренее, может посетишь её утром?!
– сказал отчим.
– Нет, я должен поехать сейчас же! Она ослепла из-за меня!..
– сказал я, крутя педалями велосипеда и беря разгон.
Таким образом, я поехал на велосипеде навестить мачеху. Поскольку колеса велосипеда имели только покрышки, а камер не было, они гремели пока я ехал. Ехать по незаасфальтированным улицам было трудно, так как в это время луна скрылась за тучами. Когда я приехал в райцентр, в больнице было темно. Только белели халаты дежурных медсестер и санитаров. Оставив свой велосипед с байкерским рулем, я подошел к окошку и спросил у дежурной медсестры, которого различал только по голосу и по халату, в какой палате лежит моя мачеха.
– Как звать Вашу мачеху?
– спросила дежурная медсестра.
– Тошхон.
– А, Тошхон? Которая все время поет?
– Да, да, точно она - сказал я, обрадовавшись.
– Она лежит в палате, в которой стащили двери. Это палата находится возле туалета. Идите по этому коридору и поверните на право. Это в самом конце коридора - объяснила дежурная медсестра.
– Хорошо -сказал я и зашагал по темному коридору наугад и, зацепившись ногой за ведро уборщицы, упал на пол. Поднявшись, я сказал дежурной медсестре:
– Э, что за это больница! Неужели нельзя зажечь хотя бы свечу или лампу керосиновую?!
– А что мы можем зажечь, если нет ни керосина, ни свечи?! Вот уже месяц два не подают электричество. Те свечи, которые дали нам на месяц, увезла жена главврача и все до одной использовала на дне рождения свей дочки. Для коптилки нет керосина. На прошлой неделе, когда зажгли керосиновую лампу, заправив её бензином, она взорвалась как бомба, ей богу, и вспыхнул пожар. В результате сгорела половина нашей больницы. А вы говорите коридор. Представляете, света нет даже в операционном отделении. Хирурги наши оперируют больных на ощупь. Недавно, оперировали одного больного у которого был аппендицит. Затем вместо аппендицита зашили ему рот. Когда сняли шов, увидели, что у этого больного зажили губы, как рана. Потом эти зажившие губы снова пришлось вскрыть, разрезав их скальпелем. После этого тот больной стал певцом. Стал петь веселые песни, как бы благодаря наших великих хирургов. Пусть поёт себе, лишь бы не говорил политические слова, требуя свои права - сказал наш мудрый главврач. Тот пациент был хорошим певцом, царство ему небесное!
Во имя отца и сына и святага духа, аминь!
– сказала дежурная медсестра в темноте. Я чтобы снова не попасть в какую-нибудь западню стал двигаться очень осторожно словно сапер, который расчищает дорогу от мин в горячих точках планеты. Наконец мне удалось найти ту палату, где лежала моя мачеха. Слышу, она поёт грустную песню:
Слушая песню мачехи, я не выдержал. Слезы невольно покатились из моих глаз.
– Здравствуй, мачеха, это я твой приемный сын красноармеец Мизхаппар!
– сказал я громко. Мачеха узнала меня по голосу и заплакала.
– Это ты, сынок мой приемный? И в правду ты вернулся?
–
– Да, это правда, мамань. Я вернулся. Прости меня, пожалуйста...
– рыдал я.
Мачеха тоже роняла обильных слез и радовалась: - Вот, сынок, я тоже стала певицей на старости лет. Раз ты услышал мой голос, находясь в далеке, за приделами нашего колхоза и приехал обеспокоенный, значит, я пою довольно громко, и голос у меня бесценный.
– Да, мачеха, ты хорошая певица. Все мамы - хорошие певицы. Они растили нас с песней, напевая колыбельную, когда мы были беспомощными младенцами и плакали. Они успокаивали нас, укладывая спать, а сами не спали. Порой мы забываем о вас, упрекаем, уводим на кухню, чтобы настроение не испортились у наших богатых друзей-бизнесменов, которые смотрят на вас так, как будто не мать нас родила, а мы свалились с луны. Но вы, словно ангелы, прощаете нас. Мы стремимся к вам только тогда, когда мы обанкротимся, и наши богатые друзья бизнесмены покидают нас, когда нас бросают красивые любовницы, приобретая себе новых богатых любовниц, когда мы останемся одни вместе со своей тенью, которая плачет, сгорбившись на стене дома, где нет никого, кроме нас.
Услышав мои слова, мачеха по своей привычке завыла словно волчица на высокой скале заснеженных гор, где на небесах бродит озябшая, одинокая луна.
– Будет, мамань, не плачь. А то услышат твой плач издалека, могут придти голодные волки, в поисках съедобного, когда тут самим нечего есть. Ты посиди здесь и попой. Я быстро съезжу домой и принесу тебе кусок хлеба, если отчим не опустошил наше хлебохранилище - сказал я.
Мачеха согласилась и благословила меня. Я снова зашагал наугад по темному коридору, и опять ноги мои зацепились на ведро уборщицы. Потом, гремя ведром я упал на пол. Затем снова поднялся на ноги и вышел на улицу. Из-за туч светила луна Дыша чистим воздухом Родины, я надел рукавицы строителя, так как руки мои мёрзли, тут и гляжу - не видно моего велосипеда с байкерским рулём. Ну, думаю, ёлки палки, ищи свищи - нет нигде. Стащили злоумышленники. Пришлось идти пешком. Дорога до Чапаевки дальняя. Шел я, шел по безлюдными дорогами при тихой луне, через поле, через кладбище, лихорадочно читая молитвы, а вдали ухала сова, и к утру только я пришел домой.
Ладно, тогда, с добрым утром, Сайитмират ака! До новых писемь!
С утренным, физкультурным приветом, кулхозник - каратист Мизхаппар.
21 октября 2008 года.
8 часов 33 минуты утро.
Село "Чапаевка" .
Семнадцатое письмо Мизхаппара
Вчера вечером позвали меня мои друзья, вытягивая свои шеи через глиняные ограды нашего двора, и я надев свои кирзовые сапоги без подошв, вышел во двор к ним навстречу. Смотрю - на барском плече Курумбоя черный пиджак ныне покойного директора фирмы "Эдельвейс" господина Чемоданова.
– Куда путь держите, на ночь глядя, товарищи?
– спросил я у моих друзей.
Курумбой шепнул мне на ухо очень интересную весть, и я насторожился.
– Неужели?
– удивлённо спросил я.
По его словам, во внутреннем кармане пиджака Чемоданова он обнаружил много паспортов и американские деньги в количестве десяти тысяч долларов.
– А что Вы намерены делать с этими деньгами?
– интересовался я.
– Я предлагаю, чтобы мы эти деньги поровну раздали от имени нашей партии малоимущим, бедным людям строго по списку - сказал Курумбой.