Повесть о Мизхаппаре
Шрифт:
– Ну и дела...
– сказал я сам себе, удивленно глядя за бегущей толпой. Потом побежал, чтобы обрадовать отчима с мачехой.
– Давайте, собирайтесь, отчим, побежали в колхозный клуб! Началась настоящая демократия, которую мы долго, очень долго ждали! Мачеха, Вы тоже одевайтесь потеплее! Идемте скорее, Каримов приехал - сказал я им.
– О, господи Иисуси, неужели?!
– сказал отчим, перекрестившись.
– О, Аллах! Наконец то! Я всю жизнь мечтала увидеть Каримова с близкого расстояния! Моя мечта сбылась - заплакала моя мачеха от радости.
Отчим с волнением начал собираться. Он искал свои валенки, нагнувшись под раскладушку, но ему удалось найти только один. И то с отрезанным голенищем. Он надел его
– Вперёд, Мизхаппар!
Мы быстро вышли на улицу и, слившись с толпой, тоже побежали в сторону колхозного клуба, чтобы увидеть своими глазами Каримова с близкого расстояния. В центре села мы догнали многих, и я увидел среди них своих друзей. Они тоже бежали как древнегреческие спортсмены на соревнованиях по марафону в Олимпе.
– Здравья желаю, товарищ каминдон!
– сказал я Курумбою!
Тот краем глаза бросил на меня взгляд, продолжая ехать на телеге с запряженным в неё Юлдашвоем.
– Вольно, красноармеец Мизхаппар, вольно!
Ну, как, теперь вы поверили моим предсказаниям ? Помните, я всем вам говорил, что придет время, и в нашей стране тоже будет процветать демократия? Вот, пожалуйста, мои предсказания осуществились! Теперь новое поколение, которое придет, назовет меня не Курумбоям, а Курумтродамусом!
– сказал наш вождь, вытаскивая из внутреннего кармана шинели охапку сено, заправляя ею свою трубку и закуривая на ходу. Разговаривая, мы прибежали в клуб, где толпилось море людей. Телега, то есть, служебный транспорт Курумбоя, остановилась. С большим трудом, пробираясь сквозь толпу, мы зашли в клуб, где не было мест не то что бы сесть, даже стоять было невозможно.
Гляжу, Курумбой начал тихо плакать.
– Что с Вами, товарищ коминдон, почему Вы плачете?!
– спросил Мамадияр.
– Эх, товарищ Мамадияренко, как же мне не плакать? Глядите, нет ни одного солдата вокруг, ни охраны, ни оцепления! Такой дерьмокурятии нет даже в Америке! Ну, Каримов, молодец! Если дело пойдет таким образом, то я даже готов уйти из политики! У меня даже есть интересная идея. А что если мы напишем Каримову обращения от имени нашей партии?!
– сказал Курумбой.
– Неплохая идея - сказал я и вытащил из кармана ватных брюк бумагу с ручкой. И дал их Курумбою. Тот разложил бумагу на спину Юлдашвоя и начал писать на старинном диалекте. Поэтому оно прилагается к моему письму без перевода, так как я боюсь, что оно при переводе потеряет свою смехотворность.
Письмо выглядело так:
"Ордадин Чапайип коргонига кирип раийят ила бир кессак отим масопада мундог мутаяккинлик азиматига мутаважжух Султон Шохбоз Кокалтош Каландар Шайх Каримдод дуглат Искандари сонийга пешкаш килинмишким, ушбу когоз коп парчасига путип давлатхохлик ила изхори куллик килгойбиз. Эрса бир коз югиртигайсиз бу мактупниким, одам койип ичкарига киюргойбиз. Магар монеълик болгойдир бул тадбиргаким, Мизхаппар хожа Дарвеш Тахта ва Мирзо Юлдашбой Дуглат Чаповул ва хам Шайх Мамадиёр шиговул ила буронгор, жувонгор, гул - ясол бирла толгама килгойбиз. Итмомига етти.
Тарих санаи икки мингу токкуз.
Тонгизхона.
Курумшох Мирзо Корамой Гуталин Морикултезак Таппитутуний."
Подписав обращение, Курумбой хотел было передать его через людей, которые стояли впереди, но Дурмейл Эъвогар неожиданно бросился к нему и отобрав у него обращение, двинулся вперед, как атомный ледокол в Северном Ледовитом океане.
– От винта! Дайте, дорогу! У меня в руках очень важный исторический документ, и я хочу вручать его нашему мудрому руководителю Каримову! Потом сфотографируюсь с ним на память!
– закричал он.
Тут могильщик Тулан схватил его за горло цепкими пальцами, как орел, и стал душить его перекрывая ему воздух:
– Куда прешь, анонимщик несчастный?!
– орал на вес зал могильщик Тулан. Но около сцены его задержал Дурмейл Эъвогар, который схватил его за ноги, когда он поднимался на сцену:
– Куда! Постой, могильщик ты вонючий! Отдай сюда документ! Отда-а-аай, кому говорю?!..
Дурмейл Эъвогар схватился руками за сапоги могильщика Тулана , не давая ему подняться на сцену. Но могильщику удалось выпутаться из объятий Дурмейл Эъвогара, и его сапоги с брюками остались в руках Дурмейл Эъвогара, который прыгнул босиком на сцену в белых кальсонах. Люди в зале дружно засмеялись, думая, что артисты художественной самодеятельности показывают смешные представлении. На сцене появился директор колхозного клуба и начал успокаивать могильщика Тулана:
– Дядя, как Вам не стыдно?! Такой уважаемый человек, а вышли на сцену босиком, да ещё в кальсонах. Ещё деретесь словно перепелки! Что у вас в руках?!
– Это важный документ, я должен передать это лично в руки товарища Каримова!
– ответил могильщик Тулан, пряча за спиной, как маленький ребенок, наше обращение.
– Дайте мне, документ, и я сам передам его Каримову - сказал директор клуба.
– Нет! Ни в коем случае, слышите?! Я сам, и только сам, должен вручить этот документ товарищу Каримову! Если вы попытаетесь отнять у меня письмо насильно, то учтите, я являюсь великим анонимщиком века, и я буду жаловаться иностранным правозащитникам и журналистам! Не ущемляйте мои права!
– кричал могильщик.
– Ну, дядя, оказывается, Вы не понимаете простого человеческого языка! Не стыдно? Что скажет наш многоуважаемый гость товарищ Каримов, если увидет Вас в таком виде?! А ну-ка, освободите сцену немедленно, пока я не вызвал участкового Шгабуддинова!
– рассердился директор клуба.
В этот момент на сцену ловко прыгнул мой отчим - на одной ноге валенок с отрезанным голенищем и на другой - резиновый тапок гостарбайтеров. Люди в зале засмеялись ещё сильнее. Хотя мой отчим никогда не занимался дзюдо, но он всегда мечтал участвовать в международных соревнованиях по самбо. Такая у нас спортивная семья. Короче говоря, отчим рывком бросился на могильщика Тулана, как лев, который бросается на антилопу у водопоя в долине Серенгетти далекой Африки. Он свалил Тулана на пол и стал душить его. Но могильщик тоже оказался не антилопой, наоборот, как огромный бизон, не хотел сдаваться, оказывая сопротивление. Продолжая душить свою жертву мой отчим закричал: