Повесть о неустрашимом Зигфриде и могущественных нибелунгах
Шрифт:
— Хороша королева, если вассалы берут ее в наложницы! — зло засмеялась Кримхильда.
— Позволь узнать, Кримхильда, кого же ты посмела назвать наложницей? — растерялась королева. — Уж не меня ли?
— Тебя! Своею чванливостью ты долго добивалась этой правды. Или ты не знаешь, кто в ту ночь был с тобою в постели? Уймись и подумай, кто может зваться рабыней: я — жена короля, великого Зигфрида, или его наложница?
— Кримхильда! Об этих твоих словах сегодня узнает Гунтер. Думаешь, он стерпит такое поношение нашей чести!
— Скажи ему, скажи! Будто он не знает
И Кримхильда царственно, гордо вошла в храм.
Дамы молча стояли кругом. Молодые воины отвернулись, словно не видели ссоры, не слышали тех небывалых оскорблений, которые одна королева высказала другой.
Растерянная Брюнхильда, прислонившись к стене, горько рыдала.
Дамы поднесли ей платок. У одной нашлось успокоительное снадобье. Брюнхильда вошла в храм, но думала лишь об одном — о невозможной клевете, о своем бесчестье!
Служба была бесконечной. А еще, совсем близко, впереди справа, стояла окруженная своими придворными жена Зигфрида. И столь ненавистной показалась Брюнхильде даже спина той, которая заслоняла в этот миг весь свет. Была бы она сейчас в своем Изенштайне, не раздумывая всадила бы кинжал в эту спину, отбросила бы ногой упавшее тело и прошла бы мимо, больше не вспомнив о нем. Но приходилось слушать заунывную службу, постоянно упираясь взглядом в клеветницу.
Наконец можно было покинуть храм.
«Нет, я не уйду. Я дождусь ее выхода. И пусть ответит она за свои слова. Они с Зигфридом оба ответят!» — думала королева.
И тут появилась Кримхильда.
Брюнхильда сразу заступила ей путь:
— Нет, постойте! Вы должны ответить за свою клевету. Что дало вам право называть меня так?
— Освободите дорогу, — проговорила Кримхильда. — Наложница вы и есть. — И Кримхильда покрутила перед нею пальцем с перстнем.
То был золотой перстень с брильянтом, от которого исходил магический свет. Еще бы Брюнхильде не помнить свой перстень! Он был ее любимым. Она его берегла, надевала на праздники. А потом он пропал.
— Не отвечает ли на ваш вопрос этот перстень? Его принес Зигфрид в ту ночь. Или вы его не узнали?
— Мой перстень! И горе той злой руке, которая посмела его у меня похитить. Теперь-то я вижу, чья была эта рука!
— Лучше тебе бы смолчать! Долго я жалела тебя — нет, не украла я перстень. Его принес мне Зигфрид после той ночи. Теперь посмотри на пояс. Неужели ты скажешь, что пояс тоже сняла с тебя я? — Как жесток был смех Кримхильды в этот момент. — Зигфрид принес и перстень, и пояс. Пусть все узнают, что ты — всего лишь его наложница!
Пояс, ее пояс, великая тайна, которой ее одарили боги, был
Она стояла, раздавленная неожиданной клеветой, позором, все это слышала свита, а Кримхильда гордо удалялась к своим покоям.
— Зовите короля! Я буду стоять здесь, пока он не придет, пока не услышит от меня, как я на этом месте была оклеветана, опозорена его сестрою! — И она зарыдала вновь.
Гунтер, окруженный знатнейшими вассалами, пришел скоро. Ему лишь сказали:
— Королева рыдает у храма. Ее оскорбили! Остальное объяснять побоялись.
— Любовь моя, кто посмел нанести вам обиду! Где он, этот обидчик? Он сегодня же поплатится жизнью!
— Король, мне больно, мне стыдно рассказывать о том бесчестье, которому я предана! Ваша сестра здесь говорила при всех, будто тайно, до вас, я была наложницей Зигфрида!
— Какая глупая ложь! — перебил ее Гунтер. — Да стоит ли страдать из-за подобных наветов!
— Она, эта ваша сестра, показывает всем драгоценные перстень и пояс, я их носила когда-то и не знаю, кто у меня их похитил. Король! Вы один мой защитник. Вам я отдала свою любовь и жизнь. Только вам поклялась быть верной до смерти. Умоляю вас, муж мой, защитите меня от позора!
— Где Зигфрид? Почему нет Зигфрида с нами? — Король был растерян. — Постойте, любовь моя! Мы призовем к ответу Зигфрида. Пусть он повинится в своем бахвальстве здесь, перед всеми нами, или пусть скажет, что слова жены его — дерзкая, глупая ложь!
На высоком крыльце у храма, вокруг короля с королевой, столпились знатные воины страны, дамы из свиты. Все ждали Зигфрида.
Зигфрид шел быстро, почти бежал. Издалека он увидел хмурые лица мужей, плачущих дам и понял: случилось несчастье.
— Брат мой, Гунтер, вы просили меня прийти, и вот я с вами — быстро, как мог. Что за беда приключилась? Почему плачут дамы? Я могу вам помочь?
— Ваша жена, Зигфрид, осмелилась опозорить королеву. Не стал бы я повторять ту напраслину, которую она возвела на мою супругу, но слова те были сказаны Кримхильдой при всех. И мы ждем от вас объяснения. Ваша жена осмелилась утверждать, будто королева до вступления в брак со мной была вашей наложницей и будто бы вы в том похвалялись своей жене.
— Мой дорогой король, друг мой! Стоит ли слушать домыслы женщин, сказанные ими в сердцах! Не говорил я тех слов Кримхильде и готов поклясться в этом великой клятвой!
Рыцари молча переглянулись.
— Зигфриду можно верить, — начал было Гизельхер, но Гунтер прервал его:
— Клятва твоя будет уместна здесь, при всем собрании бургундских рыцарей!
Зигфрид поднял руку.
— Клянусь! — произнес он громко. — Никогда не похвалялся я теми мерзостями, о которых сказала ваша сестра. Клянусь, что королева Брюнхильда никогда не была моею наложницей. Клянусь, что я весьма сожалею о том, что в злобном гневе своем жена моя оскорбила прекрасную королеву, чей муж — мой верный друг.