Повесть о партизане Громове
Шрифт:
Вскоре установилась тишина. Громов снова забарабанил кулаком в дверь.
— Открывай!..
После долгой паузы послышалось:
— Кто там?
— А ты кто?
— Я начальник отряда его превосходительства адмирала Колчака.
— А я командир крестьянского партизанского отряда..
Громов перегнулся через перила к окну и увидел скуластого, с перекошенным от страха и злобы лицом, офицера. Выстрелили почти одновременно. Пуля, пущенная карателем, лишь оцарапала руку Громова, офицер же безжизненно рухнул на пол.
К Громову подскочило несколько партизан.
— Лезь
Парень поёжился, трусливо втянул голову в плечи.
— Как же это… Ведь и убить могут.
— А ты что в отряд пришёл врага бить или в бирюльки играть? — рассердился Громов. — Лезь!..
Партизан в нерешительности затоптался на месте.
— Давай я, товарищ Громов, — проговорил Проня Поставнев и недружелюбно бросил парню: — А ну, отойди!..
— Отставить! — приказал Громов Поставневу. — Пусть сам привыкает. Что это за партизан, который беляков боится. Лезь! — подтолкнул он парня. Тот побледнел, перекрестил лоб и торопливо прыгнул в окно. Не услышав ожидаемых выстрелов, партизан осмелел, откинул засов и распахнул дверь.
— Пожалуйте! — На лице его появилась улыбка.
Партизаны ввалились в штаб. Ни на первом, ни на втором этаже никого из живых колчаковцев не оказалось: они, укрываясь от гранатных осколков, забились в подвал.
Михаил Титов открыл западню и крикнул:
— А ну, белая сволочь, вылазь, не то гранатами захлещем!
В ответ раздались выстрелы. Партизаны тоже забили из винтовок в тёмную глазницу подвала.
— Беречь патроны! — скомандовал Громов. Стрельба со стороны партизан прекратилась.
— Сдавайтесь, не то за вашу жизнь не ручаемся! — прокричал белогвардейцам Игнат Владимирович.
И снова в ответ залп.
— Товарищ Громов, дозволь, я их гранатками попотчеваю, чтоб не огрызались? — обратился к командиру Проня Поставнев.
— Подожди. Постреляют, да и сдадутся.
— Не сдадутся, — Поставнев нахмурил брови. — И что их жалеть. Они нас не жалеют. Вон Кирю нашего… А мы… Как погиб парень, места не могу себе найти. До последней капли крови буду их бить, сволочей. Дозволь? За Кирю, за Осипа — отца его, за всех замученных ими…
Проня Поставнев задел самое больное, и Игнат Владимирович, не глядя на партизан, махнул рукой:
— Давай!
Одна за другой в подвал полетели гранаты.
Земскую кассу, двадцать три винтовки и несколько четырехлинейных берданок захватили в этом бою партизаны. Для отряда, который только начинал расти и крепнуть, это были огромные трофеи. А главное… Как и предполагал Игнат Владимирович белогвардейцы оттянули часть сил из района Вознесенска и бросили их против Громова. Но когда каратели прибыли в Баево, след партизан уже затерялся в степи. Отряд же Ефима Мефодьевича Мамонтова получил возможность вырваться из окружения и уйти в Касмалинский бор.
Из разных сёл и деревень Кулунды через партизан и подпольщиков поступали в отряд важные вести: чаша терпения переполнилась, и теперь не только бедняки,
И Громов понял: пора поднимать против колчаковцев все деревни, пора от мелкоотрядных действий переходить к массовой борьбе.
В июле на заимке Клещевой было назначено второе совещание подпольщиков, на которое прибыли представители пятнадцати сельских большевистских организаций. Из предосторожности вокруг заимки выставили партизанские заслоны. На первых порах не обошлось без недоразумений. Руководитель подпольной организации села Усть-Мосиха Аркадий Данилов, наткнувшись на заслон, принял партизан за милиционеров и кинулся бежать. Дозорные — за ним. И тогда он, чтобы не выдать тайны, вытащил из подкладки резолюцию подпольной организации, разорвал её на клочки и проглотил. В резолюции было записано: Считать, что наступило время, когда всё крестьянство нас поддержит, посему выступить в ближайшее время с оружием в руках против общих врагов мирового пролетариата и крестьянства. Выступить вместе с Зиминской подпольной организацией в удобное для этого время…"
Данилов, узнав, что убегал от своих, долго ругался и икал, чем вызвал целую бурю шуток по своему адресу.
Подпольщиков собралось значительно больше, чем на первое совещание. Из Камня прибыл Иван Коржаев, а немного позже — грузчик Семыкин, прихватив с собой ещё одного человека, которого никто не знал.
Громов поинтересовался:
— Кто такой?
— Свой человек, — ответил Семыкин. — Говорит, что давно хотел прибиться к подпольщикам. У него какие-то счёты с колчаковцами.
— А ты-то его хорошо знаешь?
— Нет. Да вы не беспокойтесь. Видно, что свой. Уж очень просился…
Громов нахмурился.
— Шляпа ты, а не подпольщик… Так-то конспирацию соблюдаешь?
— А как же, соблюдаю, — стал оправдываться Семыкин. — Если б это чужак был, а то… зачем бы ему иначе к подпольщикам проситься. Я за него в ответе.
— Смотри! — предупредил Игнат Владимирович. — И спросим, если что… На таком положении живём, что каждого проверять надо. Попадёт волк в овечье стадо — всех погубит.
Из Новониколаевска прибыл кузнец Яков Овчуков. В лодке с двойным дном он доставил два десятка винтовок, порох, капсюли.
Приезд представителя рабочих был как нельзя кстати: партизаны очень нуждались в оружии перед выступлением, а главное — можно было узнать, что делается за пределами Каменского уезда, за пределами Сибири. Овчукова сразу же обступили партизаны и подпольщики. Маленький, коренастый, с быстрыми молодыми глазами, но с поседевшей головой, он весело и живо сыпал словами:
— Ну и ну? Беляки в своих газетах разблаговестили, что каменских партизан наголову расшлёпали, а вас, смотри-ка, сколько! Мы так и знали: врут колчаковцы.