Повесть о полках Богунском и Таращанском
Шрифт:
— Когда мой командир станет вновь на две ноги, он вам сам вернет взятые в бою пулеметы.
— Мы будем ждать их, — отвечал переводчик.
— А я буду вас бить! — заявил батько.
— Мы не уедем без пулеметов.
— Трубку! — крикнул батько, рассвирепев, и, взяв трубку полевого телефона, сказал полковнику — Связывайтесь с вашей казармой.
Тот подошел к другому телефону, у которого стоял таращанец на карауле.
— Дать говорить! — махнул батько таращанцу, — Вызывайте свой штаб, — скомандовал он.
Полковник позвонил.
—
Через три секунды донесся залп и вслед за ним дальний грохот четырех разрывов.
— Что делается в вашем штабе — интересуюсь? — спросил батько.
Лицо полковника перекосилось. Штаб перестал отвечать ему. Полковник крутил ручку телефона, слушал, бледнел, но штаб молчал.
— Могила, и ваших нет! — заметил ему Боженко. — Эшелон вас ждет, поторопитесь. В восемь часов утра я возьму город с боем и никому не дам пощады. Возражений нет? — И, не слушая возражений, батько заявил — Переговоры закрываю.
Он повернулся и пошел к выходу.
Оккупанты погрузились в течение трех часов, в полночь их уже и след простыл. Эшелон этот был пропущен будкой по распоряжению Дениса.
Пашкевич бежал за батьком и требовал у. него гарантии личной неприкосновенности. Боженко дал ему двух казаков из своего эскадрона и, плюнув, сказал ему вслед:
— Собаке ж собачья смерть! Завтра будешь землю гноить!..
Партизаны проводили Пашкевича до города, дали ему плетей и отпустили.
ОРУЖИЕ
— Что ж, может, посоветуемся перед боем? — обратился Боженко ко всем. — Где квартира, Назарук? — обратился он к квартирмейстеру эскадрона.
— Чай готов, папаша, — откозырял Назарук и повел людей куда-то в темноту.
Это была казенная квартира одного из станционных сторожей.
На столе паровал уже и свистел пузатый самовар, стол был чисто убран, и на нем лежали бублики и пироги, пахнувшие капустой и чесноком.
— Здравствуйте, хозяин, хозяюшка, не погневайтесь! — вошел Боженко в хату, приветливо, сколько позволяло его суровое лицо, оглядывая, хозяев.
— Вы не погневайтесь, папаша командир. Давно вас ждем. А Дениса Васильевича, добре знаем, и они, может, нас знают. Здравствуйте, садитесь.
Ребенок потянулся с рук матери-хозяйки к серебряным кистям Боженковой бурки. Батько взял девочку своими трудно гнущимися ладонями и, усадив ее на колени, дал ей поиграть позументом и потеребить ему бороду. Потом погладил ее белесую, как чесаный лен, головку и угостил сахаром из своего кармана. Сахар он держал для коня своего, большого любителя сладостей,
Денис подивился тому, как на то мгновение, пока возился батько с девочкой, разгладились крутые морщины на его лице и исчезла постоянная озабоченность и напряженность в выражении глаз.
Батько любил чай, но чаевничать было некогда, и, попросив хозяйку освободить стол, он достал с важностью
— Где имеются ваши войска, товарищ партизанский командир?
Денис нагнулся к карте и, взяв карандаш, провел дугу по четырем радиусам из восьми больших дорог— с юга, со стороны Чернигова, Репок, Добрянки,
Батько достал лупу и нагнулся к карте,
— Сплошные войска? — спросил батько. Численность?
Денис посмотрел, на Черноуса, сидевшего рядом с Боженко, и отвечал:
— Пятьсот бойцов, товарищ Боженко,
— Не больше? Значит, брехала матросня?.. Липа! Вооружение?
— Два пулемета, что отобрали у немцев, четыре ленты к ним, сорок девять винтовок — по три обоймы, двадцать пять револьверов, полста сабель и ваши бомбы,
— Пятьдесят «лимонов», — подсказал батько и улыбнулся. — А кони есть?
— Имеются.
— Пятьсот винтовок даю. Назарук, отпустить!
— Есть, товарищ отец!
— Отправляй человека, Назарук. Найдешь?
Черноус поднялся и, отойдя с Назаруком в глубь комнаты, что-то нашептывал ему и растолковывал. По успокаивающему взгляду Черноуса Денис понял, что теперь все будет обстоять благополучно.
— Ну ж, какую берешь на себя операцию, товарищ Кочубей? — спрашивал батько, сделавшись торжественнее после такого грандиозного подарка.
— Намерен наступать, товарищ Боженко.
— А у меня есть предложение, товарищ партизанский командир Кочубей: закрыть тебе дороги для отступающих, чтобы ни один гад, ни одна змея шипучая не прошилась. А я ударю вот с этой дужки. — И батько, нагнувшись над картой, обвел красным карандашом все остальные радиусы, оставшиеся от недоведенного Денисом круга вокруг осажденного города. — Пойдешь в наступление и ты — тогда гад прошьется. Говорю тебе сурьезно: все тропы закрой, чтобы беляк не проскочил. А успеешь ты это дело за ночь?
— Успею, бойцы на местах, — не стал спорить Денис, поняв, что опасно вступать в спор с Боженко, твердо решившим самому ударить на Городню. — Еще, Василий Назарович, здесь имеется четыре большака: шлях Седневский — Черниговский, Добрянский — Гомельский, Тупический — Репнинский и Солоновский. Я полагаю, на каждом шляху для заслона необходим пулемет. У меня их два, мне нужно еще два.
— Возьмешь, товарищ Кочубей. Товарищ Христофор, похлопочи для дела. Твой подшефный отряд просит.
— Похлопочу, Василий Назарович. Интересно послушать все же ваш тактический план. Посоветуемся?
— Что ж, посоветуемся, — согласился Боженко. — Утречком с петухами закричит и мой Хомиченко четырьмя глотками пушек. Пехота обложит город вот по этим ходам-дорогам: вокзал, Бутовка, хутора, Хриповка. Кабула пойдет с левого фланга, а я отсюда прямым шляхом с гвалтом и кавалерией. Вот и вся стратегия. Она — петлюрня — даст сразу на те четыре шляха. Кочубеево дело — кончать их паразитское существование. Переночуем в городе и опять снимемся в поход. Разведку ведем.