Повесть о Сергее Непейцыне
Шрифт:
— Сорок шесть. И ему половина пойдет, моя то есть. Братних невестка любимцу своему целиком отдаст. Однако надеюсь, Сергей на землю разве в старости, по отставке, сядет. Мелкопоместным служить надобно, особливо ежели в деревне дядя старый за хозяйством присмотрит. — Семен Степанович привлек к себе крестника и оперся на его плечо.
— А он записан ли куда? — спросил Алексей Иванович.
— Нет еще. Брат, видно, про то не думал, а у меня в гвардии милостивцев нету. Может, к себе запишешь? А потом, когда в возраст придет,
— Ко мне записать всегда можно, — сказал гость, — но корпус, понятно, лучше в образовании. И есть у нас с тобой старый приятель, бригадир Милованов… Да, да, тот самый Сашка Милованов, шалопай и пройдоха, бригадир и в Военной коллегии персона. Прошлого года в Петербурге его встретил, так к себе затащил, угощал, покоил. Женился на обходительной барыне, каменный дом на Фонтанке взял, живет на барскую ногу. Про тебя расспрашивал, распинался, что готов однокорытникам все сделать. Хочешь, напишу ему, спрошу насчет корпуса?..
— Напиши, — согласился дяденька. Рука его снова притянула к себе Сергея. — Хоть и придется в таком разе года на три раньше расстаться, чем если б в полк…
— А то есть у меня в Артиллерийском корпусе свойственник — инспектор классов, ученый офицер. Хочешь, и ему напишу?..
— Нет, бог с ней, с ученостью. Лучше в сухопутный. Я бы хотел, чтоб он в мой полк вышел.
— А ты пока чему его учишь?
— Грамоте, счету. Ничего, не дурак и не ленив.
— Я бы на твоем месте еще езду прибавил. В корпус ли, в полк, а такого надобно, чтоб в обиду себя не дал. Кабы не ты, друг сердечный, чтоб со мной в школе сделали?.. А у тебя и Моргун — берейтор опытный — без дела сидит. Но сколько твоему jeune homm'y годков?
— Восьмой, а ростом вон какой вымахал. — Семен Степанович сжал тотчас напрягшееся в ответ плечо Сергея. — И силенка есть. Не киселем, как братец, а крутой кашей набит… Что ж, верно, пусть-ка Моргунову рекрутскую школу проходит…
Вскоре после отъезда гостя и началась эта школа. На то место, где дяденька хотел ставить матушкин дом, Моргун утром вывел оседланного Карего. За ним шли Семен Степанович с Сергеем и сели в стороне на принесенную заранее скамью. Моргун привязал к кольцу трензеля длинную веревку, отступил в середину пространства и что-то скомандовал. Карий повел ушами и вдруг побежал по кругу ровной, неспешной рысью.
Дяденька даже в ладоши ударил:
— Ну, добрый конь!
А Моргунов, став на середине «манежа», только поворачивался за конем да подыгрывал губами очень похоже на трубу: тру ту-ту, тру-ту-ту! Потом скомандовал:
— Галопом ступай!
И Карий немедля перешел с рыси на короткий веселый скок.
— Ну, спасибо Петруше Минину! — сказал Семен Степанович и, поднявшись со скамьи, спросил: — Не робеешь, крестник?
— Нет, — ответил Сергей твердо, но почувствовал, что у него под ложечкой захолонуло.
— Будем, Ермоша, сажать рекрута, — приказал дяденька.
— Стой! С коня долой! — крикнул Моргун и заиграл губами другой напев.
Карий тотчас перешел на рысь, на шаг и остановился.
— Гляньте, ваше высокоблагородие, так ли стремена пригнал?
Дяденька поднял Сергея, посадил на седло и всунул носок его в стремя.
— А ну, привстань! — скомандовал он. — Положено, чтобы твой же кулак стойком под тебя на седло лег. Дай руку! Вот так… Теперь заучи навсегда, как «Отче наш»: садиться и слезать с коня надобно с левой стороны, иначе сабля мешать станет. Левой же рукой держат поводья, а правая для оружия — сабли, пистолета, пики в бою, и шляпу перед начальством ею сымают, когда рапорт отдают. Запомнил? Второе — посадка… Привыкай сразу колени прижимать плотно, вот так, — крепче, как можешь только. И носки вовнутрь. Живот в себя втяни. Туда, туда его подбирай! Чем с утра тебя Ненила набухала? А корпус отваливай назад. Ну, пока все. Начинай, Ермолай Федорович.
— Шагом! — скомандовал Моргун.
И Карий переступил раз, другой, пятый.
— Рысью!
И конь, фыркнув, устремился вперед. Сергея так трясло, что забыл все наставления дяденьки.
— Колени крепче к коню! — кричал Семен Степанович, бежавший рядом, положив руку на заднюю луку седла. — Не трясись, как мешок на возу, поднимайся на стременах через шаг… Видел, как я езжу? Раз-два, раз-два…
— Галопом ступай! — скомандовал Моргун. — Тру-ту-ту, тру-ту-ту…
Карий тряхнул головой и поскакал. Сергея бросило вперед, он ухватился за гриву.
— Ноги, ноги жми! Корпус назад! — кричал дяденька, уже стоя около Моргуна посреди круга.
— Я жму! — отвечал Сергей, едва дыша, силясь откинуться от гривы и после нового толчка снова припадая к ней.
Так начались уроки езды, повторявшиеся каждое утро по часу. Уже со второго дня у Сергея ломило поясницу и ноги, но это было пустое перед тем, как потом стала саднить стертая седлом кожа. Он ходил прихрамывая и плохо спал по ночам, хотя с вечера Моргун мазал болячки какой-то пахучей мазью, приговаривая: «На службе не без нужды», «Где наука, там и мука» и еще что-то в столь же утешительном роде.
Плакавшая, глядя на это лечение, Ненила сунулась было к дяденьке просить, чтобы отменил урок, но услышала грозное: «Брысь, баба!» Однако в ближнюю субботу Семен Степанович осмотрел Сергея в бане и велел Моргуну прекратить манеж на неделю.
— Ничего, брат, таково у всех ездоков бывало, — сказал дяденька за послебанным сбитнем, который Сергей пил нынче стоя. — Вот одолеешь посадку, начнем в поле выезжать, к тому дому проскачем, Осипу-плаксуну покажемся. Только, пожалуй, надо тебе мундир драгунский к тому визиту построить. Как думаешь, Ермоша?