Повесть о трех искушениях
Шрифт:
– Вон то сорви, на верхушке, - попросила Мария.
Бартошин поднял палку, подвел рогачик под черенок, повернул. Яблоко глухо стукнулось о землю. Мария подобрала его, вытерла, положила в корзину. Паданку, считал Иван Никитич, к столу не подают.
– Напомни, пожалуйста: вечером надо мясо сварить.
Жена стояла против солнца, выпрямившись, опустив перемазанные помидорной ботвой руки. Бартошину стало совестно. Телескоп десять лет ждал, мог еще месяц-другой подождать. Надо было кофту Марии купить. Мохеровую. Скоро осень -
– Почему вечером?
– невпопад спросил он.
– Вареников налепим, - сказала Мария.
– Или забыл уже, как вы с Виталиком заказывали: "Мамочка, в воскресенье... Мамочка, только не с сыром"...
Бартошин собрался рассказать, как они раз сами, мужички, лепили вареники с капустой. Мария тогда в больнице лежала. Налепили они с Виталиком, а вареники разварились, получились щи... Открыл Иван Никитич рот, да так и застыл, потому что в небе что-то затрещало - так рвется материя - и в помидорные кусты, чуть не сбив Марию, рухнул человек.
Мария испуганно отступила.
Человек в комбинезоне не мог освободиться от чего-то большого и белого.
"Парашют или дельтаплан", - со знанием дела отметил про себя Бартошин и поспешил к незнакомцу. Помог ему выбраться из лямок, поддержал, когда тот, постанывая, стал выпрямляться.
– У вас лицо в крови!
– охнула Мария.
– Это помидоры...
– сказал человек и улыбнулся, пряча боль: - Весь огород вам порушил.
– Да нет же - кровь, - встревожилась Мария.
– Идемте быстрее в дом.
Иван Никитич подал раненому воды, а когда тот умылся, прижег ему ссадины йодом. На самую глубокую, возле брови, пришлось положить тампон, прижав его полоской лейкопластыря.
– Соревнования?
– поинтересовался Бартошин, кивнув в сторону амуниции гостя.
– Нет.
– Раненый помедлил с ответом - он внимательно разглядывал бывшего учителя.
– Скорее экспериментальный полет. С научной целью.
Теперь Иван Никитич понял, что громадные белые лепестки, которые Мария положила у порога, не что иное, как крылья. Грязные, в земле и ботве, великолепные крылья.
– Простирни, - попросил Иван Никитич жену и спросил у незнакомца: Если, конечно, можно?
– Можно, - кивнул тот, - если Марию Васильевну не затруднит.
"Откуда он знает имя-отчество жены?" - удивился Бартошин, но виду не подал.
– Лучше с мылом, - добавил незнакомец.
– Без порошка. У вас очень едкие порошки, а там органика.
Это "вас", которое Мария не заметила, кольнуло слух Бартошина как знак какого-то отмежевания. Что хотел сказать этим гость? Что он, из Москвы? Так они сами, считай, в черте города живут. Да и не похож он на пижона.
– Все равно, - сказал незнакомец как бы самому себе.
– Все равно придется вмешаться в вашу память. Крылья, факт падения, облик... Все это придется стереть. Поэтому будем откровенны. Я, собственно, не человек.
Иван Никитич нахмурился.
– Зачем вы нас морочите?
– Он покачал головой.
– Мы пожилые люди, но кое в чем разбираемся. Я в прошлом педагог...
– Иван Никитич, - перебил его странный гость.
– Вы не пожилые, вы золотые люди. И в моих словах нет никакого обмана или розыгрыша. Я действительно сотрудник ГИДЗа в ранге Посланца.
Мария в недоумении выпрямилась - она по частям стирала крылья в большой миске.
– ГИДЗ - это Галактический институт Добра и Зла, - пояснил незнакомец.
– Посланец - нечто вроде должности, я работаю в секторе активного добра. Разумеется, я не человек, это временная биоформа, однако сущность моя и моих собратьев вполне материальна. Так что никакой мистики.
– Странно, - прошептал Бартошин.
– Галактический институт, секторы... Может, вы начитались фантастики?
– Да нет же, - досадливо сказал Посланец.
– Просто вы мне понравились. Я пролистал вашу память - и вы понравились мне еще больше.
– Вы не шутите?
– спросила Мария. С ее опущенных рук падали хлопья пены; от работы из-под косынки выбилась прядь седых волос.
– Ничуть, - твердо сказал Посланец и присел к столу. Теперь стало видно, что он ниже среднего роста, тщедушный. Рыжеватые волосы и ссадины на лице делали его похожим на упрямого, своенравного мальчишку.
– Я из-за вас упал.
– Посланец потрогал подпухший нос.
– Засмотрелся на ваши души, когда пролетал... Красивые они у вас! А крылья новые, не привыкли еще ко мне... Раз я из-за вас оказался на земле, то почему бы не наградить вас?
– Но ведь нам ничего не надо, - растерянно сказал Иван Никитич и посмотрел на жену.
– Мы ничего не просили.
– Телескоп Ваня купил, Маша уже замужем, квартиру они получили... Мария, поверив гостю, вслух перебирала то, что раньше было желанным. Нет, кажется, все есть. Что еще надо?
– Угощайтесь яблоками, - предложил Бартошин.
– Или грушами. А то у нас какие-то странные разговоры идут, а вы все-таки с дороги.
– Вы не поняли меня, - сказал Посланец и надкусил большую "лесную красавицу".
– Я не сказочный джинн, который может отремонтировать квартиру или достать билеты в театр... Вы славные люди, поэтому я верну вам молодость. Только и всего.
– Что он такое говорит, - Мария рассмеялась, махнула рукой.
– Я крылья во дворе развешу. Или не надо?
– Лучше не надо, - подтвердил Посланец.
– Они сами впитают воду... А говорю я о том, Мария Васильевна, что вас с Иваном Никитичем до сих пор согревает чувство, которое объединило вас в далеком пятьдесят втором. Тот сентябрьский свет еще жив. Я видел его сегодня, когда заглядывал в ваши души... Помните?..
Посланец привстал и, вытянув руку над столом, точь-в-точь будто Костя Линев, прочитал: